— Да, кажется, так и есть, — вздохнула Анна.
Глава 5
Ужасное открытие
На следующий день Лизи сидела с Анной в семейной гостиной, на ее коленях лежала неоткрытая книга. Анна держала в руках вышивку, но пока не сделала ни единого стежка, а Лизи не прочитала ни единого слова. Вчера они мудро решили пойти в свои комнаты — каждой предоставили отдельную спальню — и Элеонор не пригласила их на ужин. Они знали, что она не выходит из комнаты до одиннадцати, поэтому провели утро в спокойном приготовлении к следующей судьбоносной встрече.
Голова Лизи болела. Она потерла виски, заметив, что на улице замечательный весенний день, и пожелав, чтобы у нее была возможность насладиться им. Из окна гостиной она могла видеть, что небо голубое, словно василек, и могла слышать пение птиц в парке. Но как она могла чем-то наслаждаться, когда не знала, выгонят ли ее и ее сестру из дома или нет? Пульсирование в висках усилилось.
Внезапно зазвучал стук каблуков Элеонор. Она быстро приближалась. Лизи и сестра обменялись встревоженными взглядами. Анна немедленно принялась усиленно вышивать, а Лизи притворилась, что полностью поглощена чтением.
Невероятно напряженная, Лизи украдкой взглянула на дверь. Ее открыл элегантный француз, Леклерк, и ее тетя появилась за его спиной. Как обычно, Элеонор была одета в черное платье из плотного блестящего атласа с черными кружевными манжетами и рукавами; сегодня на ней было другое ожерелье — с огромным выступающим рубином. Хотя Элеонор и была маленькой и стройной, она имела осанку королевы.
Лизи вскочила на ноги, споткнувшись от поспешности, и сделала реверанс. Анна тоже встала, делая реверанс:
— Доброе утро, тетя.
— Доброе? Не знаю, я не ждала гостей, — сказала Элеонор, входя в комнату. Она подошла прямо к Анне. — Ты все еще больна?
Анна снова сделала реверанс.
— У меня кашель, — солгала она и покашляла, прикрываясь рукой. — Но мне лучше, и я не знаю, как отблагодарить вас за вчерашнюю доброту. — И ослепительно улыбнулась тете.
Лизи затаила дыхание.
Элеонор холодно посмотрела на нее:
— Ты хочешь сказать, доброту Рори, не так ли? Тебе он нравится? — спросила она.
Анна широко раскрыла глаза:
— О нет, конечно же нет! Я хочу сказать, он выглядит отличным джентльменом…
Элеонор прервала ее:
— Он слишком очарователен и легко кружит головы женщинам, не забывай это. Ты все еще красавица, несмотря на то что становишься полной. Может быть, Рори и предпочитает политику романтике, но все-таки он находит время побегать за красотками. Я не потерплю никаких интриг в моем доме, слышишь меня? Не потерплю.
Анна сделала реверанс, в почтении опустив взгляд:
— Тетя Элеонор, я помолвлена. Мама ведь написала вам?
— Разумеется, написала, но ты еще не замужем. — Она повернулась к Лизи: — И тебя это тоже касается.
Прежде чем Лизи могла заговорить, Элеонор снова повернулась к Анне:
— Почему ты такая толстая? Что случилось с твоей стройной фигурой?
Анна помедлила.
— Я очень увлеклась шоколадом.
— Какой стыд, — резко проговорила Элеонор. — Если ты станешь слишком толстой, то потеряешь свою необычную внешность.
Лизи осмелилась приблизиться:
— Тетя Элеонор, сегодня прекрасный день. Вы не хотели бы прогуляться со мной по саду?
Элеонор повернулась:
— Не нужно ублажать меня, девочка. Сколько тебе уже лет?
Лизи удалось улыбнуться, несмотря на страх.
— Мне шестнадцать, тетушка, и этим летом будет семнадцать. Я бы никогда не стала ублажать вас. Но мне бы хотелось прогуляться самой, и я подумала, что вы, возможно, захотите присоединиться. Но если вы предпочитаете сидеть дома в такой чудесный день, — пожала плечами Лизи, — тогда я прогуляюсь сама.
— Я думала, ты собираешься испечь пирог, — заметила Элеонор.
Сердце Лизи забилось быстрее.
— Я приготовила яблочный пирог сегодня утром. Если у вас нет планов на вечер, можно съесть его за ужином.
Элеонор запнулась, но быстро пришла в себя.
— Итак, ты намереваешься оправдать свое пребывание? Я помню те восхитительные пироги в Рейвен-Холле. Это ты их пекла?
Лизи чуть дышала, не зная, означает ли замечание Элеонор, что им позволят остаться.
— Да. Я думала испечь пирог с лимонной начинкой завтра, — ответила она. — Я видела ящик испанских лимонов в кладовке. Если вы не против, я использую их.
Глаза Элеонор заблестели, и она почти улыбнулась — пока не поняла, что делает. И тут же нахмурилась.
— Я конечно же предпочитаю пирог с начинкой обычному пирогу. Но тебе придется спросить повара, нужны ли ему лимоны.
— Я уже спросила его, — улыбнулась Лизи, и на этот раз улыбка была неподдельная. — Он попросил меня поделиться с ним моими секретами выпечки. Я помню из ваших визитов, что вы предпочитаете пирог с начинкой обычному пирогу.
Элеонор хмыкнула и повернулась к Анне:
— А ты? Ты слишком больна, чтобы почитать мне?
— Конечно же нет, — сказала Анна, хотя ее взгляд оставался невероятно обеспокоенным. — Что мне почитать? Или вы предпочитаете сначала прогуляться?
— Сначала я прогуляюсь, — решительно сказала Элеонор. — Но ты можешь почитать мне, когда я вернусь. Я хочу знать о приездах и отъездах в дублинском замке. Рори пишет эти колонки для правительственных дел, он также рисует. Его карикатуры забавляют.
— Он журналист? — с удивлением спросила Лизи.
— Он радикальный реформатор, — с усмешкой ответила Элеонор, — из-за этого умрет, по крайней мере социально! Но да, он зарабатывает себе на жизнь, как мещанин, публикуя репортажи о делах правительства в «Таймс». Еще ему платят небольшую сумму за его умные карикатуры.
Было ясно, что Элеонор не простила племяннику такую работу, поскольку настоящий джентльмен не пачкает руки или репутацию зарабатыванием на жизнь.
— Мне он не показался слишком радикальным, — заметила Лизи, больше про себя, чем обращаясь к кому-либо еще. — Но я заметила, что он похож на дамского угодника.
Элеонор с интересом посмотрела на нее:
— Его политические взгляды чрезмерно радикальны. Многие двери в приличные общества были бы закрыты для него из-за его экстремальных взглядов, если бы не родство со мной.
Тогда Рори Макбейну очень повезло, подумала Лизи, но даже не улыбнулась.
— Радикальный или нет, он мой любимый родственник! — воскликнула Элеонор.
Затем посмотрела на них с предупреждением. Можно было понять, о чем она хочет сказать: если кто и унаследует ее состояние, то это ее любимый Рори.
