«Будь спокоен, будь спокоен», – бормотал он себе под нос, борясь с постепенно овладевавшим им паническим страхом.
Пока он брел мимо все еще залитого светом прожекторов стадиона, они начали один за другим гаснуть. С каждым шагом он погружался во все более сгущавшуюся темноту. Ему вспомнился он сам в четырнадцать лет, заставлявший себя трудиться на пределе сил на показательных тренировках, устроенных для отбора игроков в юношескую команду Брайтона. Но, уже почти добившись внимания тренеров к себе, начал осознавать, что едва может дышать. Ноги ослабли так же, как и дыхание. Он повалился на газон, а остальные парни столпились вокруг него, когда он потерял сознание.
Доктор Джейкобсон сказал потом отцу, что его сын никогда не сможет стать профессиональным футболистом. Никогда не забудет он выражение лица папы, бледность, постепенно покрывшую его щеки, когда он понял, что история повторяется. Он впервые по-настоящему понял, насколько важным был для отца этот вопрос, и дал себе клятву, что лучше умрет в попытке осуществить мечту, чем станет вести неполноценную, жалкую жизнь, на какую прежде обрек себя его отец.
Он продолжал идти сквозь леденящий холод, чувствуя себя так, словно пытается дышать под водой, а свет фар на дороге стал казаться ему одним непрерывным лучом. На самом деле автомобилей по шоссе проезжало не так уж и много, но за каждым как будто оставался световой поток, и когда появлялся следующий, он словно принимал эстафету у предыдущего, уже скрывшегося из вида.
«Пожалуйста, помогите мне», – выдавливал из себя мольбу Алистер, с трудом продвигаясь вперед.
С каждой новой секундой он превыше всего хотел услышать хруст от колес останавливающейся машины, чтобы это была Китти, чтобы ее руки обвили его, и она подвела его к двери, усадила внутрь, а потом срочно доставила в больницу. Утешая, спасая, как делала это с самого первого дня их знакомства.
Ей одной он рассказал об Айви. Тринадцать лет прошло с тех пор, как Айви забеременела, и за все это время он не поделился этой тайной ни с одной живой душой, кроме отца Бенджамина. Шел 1956 год, и он как раз готовился к подписанию контракта с «Брайтоном». Он действительно любил Айви, но был еще слишком юным, когда попал на гребень самой счастливой волны в своей жизни. Отец не уставал повторять ему, что красивые улыбчивые девушки всегда превращаются в сварливых и занудных жен, заставляют мужей бросать мечты о будущей славе. А потому, когда на исповеди в церкви он признался в своем грехе отцу Бенджамину, тот предложил ему радикальное решение, которое Алистер принял под его влиянием.
Но Айви не давала ему просто так уйти от себя. Было время, когда им было хорошо вместе, и она продолжала ему нравиться, вот только он ей ничего не обещал. Она не переставала писать ему письма месяцами после того, как родила ребенка, но в них было столько выдумок и нелепых фантазий, что он даже перестал вскрывать конверты. Его злило давление, которое она пыталась оказывать на него. Девица явно сошла с ума, и ему просто повезло вовремя избавиться от нее. Она никогда не была одной из тех молодых женщин, на какой он мог бы жениться, и уже скоро он понял, насколько был прав в своих суждениях. Она была из другого социального класса, не умела вести себя достойно, сдерживать свои эмоции. Рождение ребенка стало ошибкой. Почему же она не могла понять и принять это? Письма становились все более тревожными, и Алистер начал всерьез опасаться того, что может произойти, когда она наконец выйдет на свободу. И он рассказал о своих страхах отцу Бенджамину. Он не мог допустить, чтобы она поливала его грязью перед тренером или, того хуже, через прессу. С отцом Бенджамином они пришли к единому мнению: если внести в кассу Святой Маргариты щедрое пожертвование, там найдут способ продержать у себя Айви как можно дольше.
Алистер уже видел шоссе перед собой. До него оставались считаные футы. Приступ колючего кашля рвал ему горло, и он никак не мог остановить его, восстановить нормальное дыхание. «Дыши тяжело, но только продолжай дышать». Он опустился на скамейку у ворот, сунул голову между коленей и сумел сделать несколько мелких вдохов. Ему необходимо было выбраться из этого холодного тумана. Легкие словно горели. Алистер был дезориентирован. Попытался встать, но ноги подогнулись. Он упал, стукнувшись затылком о скамью, и от удара выдохнул последний оставшийся в его легких воздух. Он так и лежал на спине беспомощный, как жук, который не в состоянии перевернуться, ощущая большие запасы воздуха вокруг себя, но не в силах сделать хотя бы один полноценный вдох.
«Поднимайся, Ал! А то мы опоздаем!»
Он медленно открыл глаза. Над ним стояла Айви, с вплетенными в рыжие волосы увядшими цветами, сияя широкой улыбкой на бледном лице, покрытом пятнами грязи.
«Айви?» – Он вымолвил имя с огромным трудом.
«Церковная служба начинается через несколько минут. Все нас ждут. Что ты делаешь на земле, глупенький? Ты испачкаешь свой лучший костюм!»
Когда же она склонилась, чтобы подать ему руку, он заметил большой живот – на нем ее белое шелковое платье было натянуто так сильно, что трещало по швам и местами уже порвалось. У нее под ногтями скопилась грязь, а на почерневших ногах не было обуви.
«Я не могу пошевелиться», – прошептал он.
«Что это значит? – спросила Айви, и ее глаза налились слезами. – Отец Бенджамин ждет, чтобы обвенчать нас с тобой. Нам нужно идти!»
Другая девушка показалась у нее из-за спины. Она была одета в голубое платье подружки невесты, но тоже покрытое грязью и слизью. На руках она держала плачущего младенца, завернутого в одну лишь тонкую засаленную пеленку.
«В чем проблема, Айви?» – спросила она.
«Алистер заявил, что не пойдет со мной», – ответила Айви, утирая слезы тыльной стороной грязной ладони.
Ребенок заплакал громче и настойчивее.
«Вставай! – прикрикнула на Алистера девушка. – Ты разобьешь Айви сердце!»
Алистер бросил взгляд в сторону телефонной будки, стоявшей чуть дальше у дороги. Если он поползет, быть может, сумеет добраться до нее.
«Куда это ты собрался?» – спросила вторая девушка.
Ему пришлось снова откинуть голову на землю. Она теперь стояла прямо над ним со злым и решительным видом. У него не оставалось сил двигаться, не хватало воздуха для дыхания. Он больше ничего не мог сделать. Из его глаз тоже хлынули слезы.
«Постыдился бы».
И она принялась душить его, закрыв ему нос и рот ладонями. Поначалу он пытался сопротивляться, ухватив ее за руки, стараясь отпихнуть от себя, но не мог с ней справиться.
«Ты никогда не любил Айви. Ты никого не любишь, кроме себя самого», – сказала девушка и сильно ударила его по щеке.
Ни воздуха, ни сил отбиваться. Он посмотрел на Айви, баюкавшую ребенка, переданного ей подругой. Она запела ему песенку и заставила рассмеяться.
«Кружим, кружим мы по садику, как плюшевые мишки. Один шажок, другой шажок. Ой, защекочу тебя, дружок».
«Уберите ее с меня. Помогите. ПОМОГИТЕ МНЕ!» – Алистер попытался возобновить борьбу, потолкаться ногами, но они оставались в полной неподвижности, словно придавленные стволом дерева. Девушка же держалась крепко, надавливая все сильнее и сильнее на нос и рот, пока его грудь не пронзила острая боль, проникшая затем через шею прямо в голову, где он ощутил ее как взрыв фейерверка. Постепенно тьма сгущалась, и его взгляду теперь открывался только тесный туннель, становившийся с каждой секундой еще уже. «Кружим мы по садику, как плюшевые мишки…»
