– В Академии объясняли иначе, – недоуменно отозвалась Кейтлин.
– Добро пожаловать во взрослый мир. Вас использовали. Всех ваших маленьких дружков и подружек использовали. Всех драконьих пилотов до вас использовали. Система, которую вы поклялись хранить и защищать, за вашу верность платит лишь пренебрежением. Не желаете этого принять – значит ничто из мною сказанного не будет иметь для вас никакого смысла.
– Я… понимаю.
– Вот и прекрасно. Передо мной стоит две задачи – убедить вас признать вину, а затем выторговать наименее тяжкое из возможных наказаний. Чем дольше будете тянуть кота за хвост, тем более паршивую сделку вам предложат.
– Скажите, в чем именно меня обвиняют?
– В порчености.
– Тогда мы не сдадимся! Они ничего не докажут, потому что…
Юристка подняла лапу, призывая Кейтлин к молчанию:
– Обвинение в порчености – штука весьма серьезная. Тут подразумеваются так же аморальность, нарушение обета, предательство Драконьего Корпуса, измена, воровство казенного имущества – то есть ваших услуг – и порча военного снаряжения – это снова вы. Наказание обычно предполагает разжалование, увольнение с лишением прав и привилегий, каторжные работы, лишение титула и семейного имени и клиторидэктомию без наркоза. Вы все поняли?
Кейтлин кивнула.
– Прекрасно. – Лейтенант Антея достала из ящика стола картонную коробочку. – Это обычный аптечный тест на девственность. Дает результат с той же точностью, что и лабораторные тесты, которые будут использованы во время вашего процесса, только намного быстрее. Сбегайте в туалет, пописайте в баночку, дальше по инструкции. Посмо́трите на результат, а потом уж решите, признавать или не признавать себя виновной.
– Я и так знаю. Я невиновна.
– Уважьте меня.
И Кейтлин отправилась в туалет.
Поставила коробочку на раковину. Потом, по инструкции, пописала в емкость, набрала каплю пластиковой пипеткой и приложила кончик пипетки к кружочку на тестовой полоске. Шепотом прочла молитву Богине и досчитала до пятнадцати.
Полоска порозовела.
Но этого никак не могло быть. Даже при самом большом желании. Розовый цвет означал, что у тестируемого была половая жизнь. Розовый цвет означал порченость. Розовый цвет означал, что она больше не девственница. Тут точно какая-то ошибка. Кейтлин снова перечитала инструкцию, а потом еще раз – просто чтобы удостовериться, что все правильно поняла. Вытащила еще одну полоску, приложила еще одну пипетку с мочой, помолилась, посчитала.
Розовая.
Но это же просто абсурд. Кейтлин достала третью полоску. На этот раз она плюнула на нее. Не стала читать молитву (уже одно это само по себе должно было сделать тест недействительным), подождала.
Розовая.
Кейтлин поставила эксперимент, на этот раз с каплей жидкого мыла.
Розовая.
Возле раковины валялась на боку почти пустая бутылочка «Nuit de Cristal»
[31]. Видимо, духи принадлежали лейтенанту Антее. Кейтлин было плевать. Она приложила пробку к полоске.
Розовая.
Капля воды из крана.
Розовая.
Она помахала полоской в воздухе.
Розовая.
Кейтлин обеими руками взялась за гранитную консоль и медленно опустила на нее голову. Камень холодил лоб. Либо весь мир порчен, вплоть до воды из-под крана и воздуха, либо тест фальшивый. Очевидно, именно затем юристка и отправила ее сюда – дать понять, ничего не говоря напрямую, что ее призна́ют виновной, как бы она ни отпиралась и как бы на самом деле ни обстояли дела.
Кейтлин подняла голову и увидела, насколько изможденным, загнанным – насколько виноватым – стал взгляд у ее отражения. Потрясенная, она заставила собственное лицо превратиться в маску воина. Хотя воином совсем себя не чувствовала. Зато умела делать вид.
Вернувшись из уборной, Кейтлин увидела, что лейтенант Антея уже разложила на столе несколько бланков.
– Перед тем как мы попросим о сделке со следствием, вы должны заполнить все это и подтвердить написанное под присягой в присутствии лицензированного шамана. Первый бланк – заявление о признании в порчености. Выдавать имя того, кто вас осквернил, необязательно, если только он или она не пилот – тогда придется назвать. Далее…
– Забудьте, – отрезала Кейтлин. – Мы будем биться до последнего.
Лейтенант Антея прижала уши и непроизвольно рыкнула, обнажив клыки.
– Да вы хоть тест на девственность сделали? Одного этого результата достаточно, чтобы вынести приговор, я уж не говорю о показаниях вашего дракона. Чем дольше будете валандаться, тем гаже выйдет. Привлекут товарищей-пилотов, чтобы они вас опорочили, членов семьи, инструкторов, техников… – Антея поймала двумя когтями блоху, закинула себе в пасть и проглотила. – Я не раз такое наблюдала, для обвиняемого никогда ничем хорошим это не заканчивается. Никогда.
Кейтлин и лейтенант Антея скрестили взгляды. Потом юристка сказала:
– Отправляйтесь к себе, хорошенько все обдумайте, поддайтесь отчаянию. Потом снова свяжитесь со мной, и заявим о признании вины.
– Нет, не заявим, – не сдавалась Кейтлин; юристка молчала. – У моей семьи есть деньги, уверена, у матушки нет ни малейшего желания пятнать семью позором. К тому же я невиновна. Так что идите нахрен, мне бояться нечего.
Лейтенант Антея достала из сумочки мобильник:
– Вызову ваших сопровождающих. У вас, кстати говоря, какие отношения с пилотами? В смысле, с женщинами-пилотами?
– Нормальные.
– Неужели? Что ж, все, видимо, когда-нибудь случается в первый раз.
В казарме не действовала официальная иерархия, но Сирше была первой женщиной, которую приняли в Драконий Корпус, и потому все признавали ее авторитет. Так что именно к ней Кейтлин и отправилась за советом.
Сирше отложила боевой нож, которым как раз вскрывала письмо:
– Да уж, надо признать, ты у нас конь с яичниками.
– Я невиновна, но адвокат отказывается принимать мое свидетельство. Меня хотят подставить, ей об этом прекрасно известно, но она не желает ничего делать, чтобы докопаться до истины. Мне нужен другой адвокат – настоящий, готовый за меня биться.
– А назначили тебе лейтенанта Антею. Хочешь независимого консультанта – твое право. Но платить будешь сама. У тебя есть на это деньги?
– Нет. Но они есть у Дома Сан-Мерси. Если меня признают непригодной для Драконьего Корпуса, пятно бесчестья ляжет на весь наш род, проступок запишут огненными буквами в Книге Стали. Такое даже моей матери придется не по вкусу.
