Софи наконец уловила в его тоне гнев и насмешку и окончательно растерялась. Она отчаянно пыталась овладеть собой, закрыться, как щитом, маской спокойствия. Это было необходимо. Разве она не знала, что он может приехать? Разве она не молилась о его приезде?
Но он не явился вовремя. Тяжелые, мучительные видения промелькнули в ее памяти. Ей вспомнились встревоженные лица Рашель и Поля, склонившиеся над ней, в то время как она цеплялась за их руки, крича от боли, невообразимой, рвущей ее на части боли. Волна горечи нахлынула на Софи. Эдварда не было здесь, когда родилась его дочь. А роды были такими долгими и трудными… Софи страдала почти сутки, и лишь последним усилием воли, крайним напряжением сил заставила наконец Эдану выйти на свет… и к тому моменту настолько измучилась, что не могла даже радоваться. Когда она увидела наконец свою крохотную дочку, то тихо заплакала — но не от счастья, а от облегчения.
А Эдварда рядом не было. Он не приехал ни в июле, ни в августе, ни в сентябре. Сжав кулаки в попытке скрыть внезапный гнев, Софи довольно резко произнесла:
— Разумеется, ты ничему не помешал. Я просто удивилась, только и всего.
— Вот как? — Он улыбнулся, сверкнув зубами, но улыбка его была неискренней. — А с чего бы тебе удивляться, увидев меня в баре вроде этого? Мужчины бывают в подобных заведениях испокон веку. Вот только я не знал, что теперь и леди посиживают в салунах.
Софи сказала себе, что ей совершенно незачем объяснять Эдварду свое поведение, а тем более оправдываться перед ним.
— Поль Дюран-Ру устраивает мою выставку в Нью-Йорке, а не в Париже, потому что в Америке критики куда мягче. Это большое событие для меня, Эдвард. И мои друзья решили, что его нужно отметить.
Он злобно сверкнул глазами.
— Так вот ты чем тут занимаешься! Празднуешь! Со своими друзьями?
Она пожала плечами:
— Да.
Эдвард презрительно оглядел ее.
— А где наш ребенок? — резко спросил он. Софи нервно вздохнула:
— С Рашель. Рашель — моя самая близкая подруга. Они пошли погулять. Эдана гуляет по утрам и днем.
Эдвард вдруг замер.
— Эдана?..
— Да. Эдана-Жаклин О'Нил.
Их взгляды встретились. Эдвард смотрел как-то странно, напряженно.
— Я хочу ее видеть.
— Разумеется, — кивнула Софи. — Они скоро вернутся домой. Если ты зайдешь к нам немного позже…
— Мы пойдем вместе, сейчас, — перебил он ее.
Софи насторожилась. Ее охватил страх, и сердце забилось слишком быстро.
Губы Эдварда искривились в неприятной усмешке.
— Да, — сказал он низким, грубым голосом, словно прочитав ее мысли. — И этим мы тоже можем заняться.
Софи порывисто повернулась, охваченная желанием убежать.
Но Эдвард стремительно метнулся к ней и схватил за локоть. Софи вскрикнула, потому что его пальцы впились в ее руку, причинив боль.
— Э нет! — рявкнул он. — На этот раз ты от меня не убежишь. Нам нужно поговорить.
И прежде чем Софи успела возразить, повлек ее к выходу. Софи вовсе не хотелось устраивать сцен.
— Хорошо, хорошо, только отпусти меня. А то кто-нибудь может подумать, что ты слишком грубо со мной обращаешься, и вмешаться.
Эдвард бросил на нее косой взгляд. И выпустил ее руку. Бок о бок, но не касаясь друг друга, они вышли из бара на холодную осеннюю улицу. Софи чувствовала, что Эдвард внутренне кипит, что он еле сдерживается, что он вот-вот взорвется…
Софи дрожала, у нее перехватило дыхание. Она твердила себе, что должна сохранять самообладание. Ведь она, конечно, ожидала появления Эдварда, но не такого, не такого… Она не думала, что Эдвард будет таким враждебным, почти неузнаваемым. Но сейчас не время вспоминать чудесные мгновения. И не время поддаваться боли и сердечным сожалениям. И не время думать о его мужской силе и обаянии. Софи глубоко вздохнула и моргнула, удерживая слезы. И как можно вежливее и сдержаннее спросила:
— И что ты хотел бы обсудить?
Эдвард окинул ее взглядом и расхохотался:
— Ну а как ты думаешь, черт побери, о чем я хочу с тобой поговорить? Я хочу поговорить о моей дочери, и я хочу знать, какого черта ты делаешь в этом проклятом кабаке?
Софи решила, что с нее довольно.
— У тебя нет никаких прав на меня, Эдвард. И я не намерена объяснять свое поведение.
Он схватил ее за руку, рывком притянул к себе и прижал к своему крепкому телу.
— У меня есть права, у меня масса прав, — сказал он мягко, но с угрозой в голосе, — потому что я отец Эданы.
Софи похолодела, когда взгляд Эдварда скользнул по ее телу, гневно и горячо, словно срывая с нее одежду, и задержался на полной, налитой молоком груди. Несмотря на злость, Софи остро ощутила силу его бедер.
— И как часто ты здесь бываешь? — резко спросил Эдвард, встряхивая ее.
Софи хотелось вырваться. Борьба казалась менее опасной, куда страшнее было бы уступить, поддаться желанию, вспыхнувшему в ее теле.
— Это не твое дело.
— Это будет моим делом.
Они посмотрели друг другу в глаза. Неожиданно рука Эдварда скользнула по спине Софи, остановилась на ягодицах… Эдвард прижал ее к себе так, что их бедра соприкоснулись. Софи нервно вскрикнула, почувствовав, как чудовищно напряжены его чресла.
— И ты будешь моим делом, — сказал Эдвард.
— Нет! — всхлипнула Софи.
— Да, — прохрипел он, — потому что я по-прежнему хочу тебя.
Софи просто не могла поверить, что все это происходит на самом деле. Она любила Эдварда когда-то. Любит, ли она его и теперь? Софи не могла этого понять. Она так сильно обиделась на Эдварда за то, что он не приехал к моменту рождения Эданы или хотя бы вскоре после этого, была так разгневана, так разочарована… но в то же время чувствовала облегчение. А с той минуты, как увидела малышку, все ее чувства, вся любовь, вся страсть принадлежали Эдане. И в ее душе просто не осталось места для другой любви.
Но ведь Эдвард и не любил ее. Он никогда ее не любил. Но в прошлом он был хотя бы добр и галантен. Сейчас он груб, и резок, и злобно откровенен. Он заставлял Софи чувствовать себя дешевкой, почти что уличной девкой.
Софи отчаянно пыталась не вспоминать, как нежны были его руки, когда он нес ее в постель в ночь урагана. И как ласков был с ней Эдвард в ту ночь… и мог бы быть нежен и ласков снова… Софи невольно вспоминала огонь разделенной страсти и взаимное желание — такое сильное, неодолимое, что она бесстыдно кричала от восторга. И разве можно забыть выражение лица Эдварда, когда он был на ней… внутри нее. Это экстаз и агония, это незабываемая мужская сила…
А потом он обнимал Софи так бережно, будто и вправду любил ее…
