К этим самым заметным причинам можно прибавить немалую группу не менее действенных. Обесцененная валюта, постоянно колеблющаяся в цене и все более оскудевающая. Постоянная утечка драгоценных металлов — валюты и капитала — в восточные государства для оплаты предметов роскоши, одежды и продуктов питания, бесполезных и скоропортящихся. Снижение плодородности почвы, которую при возросшем дефиците капитала невозможно восстановить. Сокращение предложения работников, которое сильно ощущалось во многих местах крупными землевладельцами и вынудило правительство систематически ввозить варваров. Еще более опасное введение варваров в армию из-за такого же недостатка мужчин. Природные бедствия, эпидемии и землетрясения, от которых, разумеется, не защищено ни одно государство, но в империи они постоянно прореживали население, тогда как экономически здоровое государство полностью восстановило бы такие потери за одно или два поколения. Снижение правоохранительной и военной защиты, проявившееся, например, в известной истории о франкских узниках императора Проба
[60] или в периодических набегах германских племен, которые наносили непоправимый ущерб, прежде чем их успевали покорить.
Уже достаточно было сказано, чтобы выяснить, где искать причины падения Римской империи и что для их адекватного изложения требуется длительное изучение и подробный разбор. Они лежат в глубине, в самом основании общества, как следует из того факта, что в периоды спокойствия и видимой силы, как при благих императорах II века или в IV веке от Константина до перехода варваров через дунайскую границу, не было ни восстановления, ни надежного возвращения сил, но, напротив, когда в последние годы такого периода приходило время истинной проверки, империя оказывалась слабее, чем раньше.
Везде в тексте я для удобства использовал выражение «падение Рима». Но если я верно указал характер болезни, от которой страдала империя, то этот термин явно неуместен. Рим не пал сам. Он был свергнут. Его силы истощились, но смертельную рану нанесло нападение. Но он, конечно, мог бы оправиться после него. Слово «свергнут», в свою очередь, звучит слишком сильно. Империя на тот момент была пуста, и германцы вошли и овладели ею.
Более того, было бы серьезной ошибкой рассматривать этот переворот исключительно с точки зрения «падения», будто это был просто крах древней цивилизации. Это было нечто гораздо большее. Это была необходимая реорганизация и перегруппировка, подготовившая новую, более высокую цивилизацию. С этой точки зрения период падения Рима был эпохой прогресса. Это был период не только упадка, но и завоевания, и этот факт наряду с установлением христианства сыграл важнейшую роль в те века. И именно потому, что это было нечто большее, чем просто завоевание. Германцы, хоть и были примитивным народом, принесли свои характерные черты, идеи и институты, которые отличались благородством и высоким развитием и были способны на равных соперничать с идеями и институтами более высокой цивилизации. Прибавьте сюда тот факт, что тевтонский народ стал правящим народом христианского мира, и тогда можно понять, каким образом он стал одним из определяющих источников нашей цивилизации и почему эпоха «падения Рима» — одна из величайших созидательных эпох в истории мира.
Глава 4
Что привнесли германцы
Переходя к отдельному рассмотрению того, что германцы привнесли в древнюю цивилизацию, мы должны на первое место поставить их, пожалуй, самый ценный вклад — самих германцев. Здесь имеется в виду не только то, что правительства, созданные ими на месте римского, во многих случаях стали улучшением по сравнению с анархией, которая существовала под вывеской империи, и радостным облегчением для жителей провинций, но, кроме того, они оказали и долговременное влияние самим фактом, что молодой, энергичный и здоровый народ сформировал значительный элемент в населении всех европейских государств. Возможно, в некоторых частях империи число новых поселенцев было невелико, и все же обо всех латиноязычных странах говорили, что в них есть такие районы, где по-прежнему преобладают характерные для германцев внешние факторы — светлые волосы и голубые глаза, — указывающие на большую долю тевтонских переселенцев. Количество германской крови, которая влилась в современные народы, должно быть значительным, потому что к вторгшимся войскам мы должны прибавить множество людей, которые еще раньше обосновались в империи как рабы и солдаты. Конечно, германцы были дикарями, и, может, их приход привел к еще большему невежеству, упадку и «тьме», чем было бы в противном случае, но в тех обстоятельствах он был необходим, и его результаты оправдывали цену. Возможно, как уже мельком упоминалось, римский мир мог бы восстановить свои силы и вступить в новую эпоху производства без их помощи. Но даже если бы это произошло, и даже с большим успехом, чем кажется вероятным, плоды этого производства не обладали бы теми свойствами, которые привнесли германцы. Поселение тевтонских племен не просто ввело новый комплекс идей и институтов, которые сочетались со старыми, но и влило свежую кровь и принесло юношеский ум, мышцы и мозг, которым в будущем предстояло взять на себя большую часть мирового труда.
Помимо самих себя германцы принесли с собой, как бесспорное свойство своего народа, высочайшее представление о личной независимости, о ценности и важности отдельного человека по сравнению с государством. Это можно увидеть в гордом духе каждого воина, характерном для многих варварских народов. Еще яснее это можно увидеть в другой черте варварских народов — в тех грубых системах уголовного правосудия, из которых эти племена лишь начали выходить в период переселения. Они свидетельствуют о том, что пострадавший даже не думал, будто государственная власть — та сила, которой надлежит карать преступника, но его наказание возлагало на себя как единственное и естественное средство в таких обстоятельствах. Это опять-таки можно увидеть в том, что, когда государство начинает брать на себя задачу наказания за преступление, то не смеет применять телесные наказания или вмешиваться в свободу вольного человека и вынуждено ограничиваться денежными штрафами, часть которых идет потерпевшей стороне. И наконец, это можно увидеть в демократическом составе всех их первых правительств. Единицей всей общественной жизни у них является человек, а не государство.
Во второй главе мы видели, что раннее христианство проповедовало идею, тесно связанную с этой, что оно провозгласило определенные права и интересы человека гораздо более высокими и важными, чем любой его долг перед государством. Насколько одна из этих идей подкрепляла другую, сказать невозможно. Мы можем проследить их дальнейшее влияние только посредством логических умозаключений. Где-то между древними и нынешними временами произошла перемена в идее отношения индивида к государству. В древние времена государство было самоцелью в гораздо большей степени, чем когда-либо в современности. Для грека или римлянина государство было всем, а индивид по сравнению с ним — ничем. Его домашняя и религиозная жизнь, как и политическая, находили свою конечную цель в государстве. Теперь же государство рассматривается не как цель, а как средство. Предполагается, что его цель заключается в том, чтобы обеспечить человеку максимально полное и свободное развитие в жизни сообщества, и государство, которое обеспечивает это при наименьшем контроле и наименьшем аппарате, считается наилучшим. Долго ли просуществует этот взгляд на государство или нет, или современному государству, как некоторые смутно ожидают, суждено в конце концов уступить место более организованной форме совместного действия, еще неизвестной истории, так или иначе перемена, благодаря которой современная идея сменила древнюю, останется одной из самых важных перемен в истории цивилизации, а вопрос о ее причинах — одним из самых интересных. Естественное влияние христианского вероучения и германского духа, действующих совместно, видимо, и приводит к такой трансформации. Однако то, что это действительно имело место, легче сказать, чем доказать. Пожалуй, как максимум уверенно можно сказать следующее: идея независимости и высшей ценности личности, столь явственно ощущаемая и выражаемая в раннем Средневековье, почти полностью исчезает в позднем, не считая частично политического аспекта, где близкая идея, отчасти, вероятно, выросшая из этой более ранней, находит выражение в феодализме. Но в общем человек уже не является основным элементом общества и поглощается, хотя уже не государством, но корпорацией, гильдией, общиной, орденом, иерархией. Возрождение прежней идеи в наше время можно уверенно проследить только в двух направлениях. Во-первых, это переворот всей интеллектуальной позиции Средневековья, вызванный Возрождением и Реформацией, возвращение давно утраченных христианских и античных идей, которые снова подчеркнули высшую ценность личности и установили право на личное суждение. Во-вторых, постепенное развитие примитивных германских институтов в современные свободные правительства. Эти два фактора вместе являются важнейшими в обновлении демократического духа, столь характерного для нашей эпохи, а с ним и того акцента, который мы вновь ставим на человеке и его правах
[61].
