17. Жители Абидоса первое время, расставив по стенам метательные орудия, не только не давали доступа с суши, но даже стоянку кораблей делали опасной для врага; потом, когда рушилась часть стены и подкопы дошли уже до внутренней, наскоро сооруженной, стены, они отправили к царю послов для переговоров об условиях сдачи города. Они выговаривали себе право выпустить родосскую квадрирему с союзными моряками, Атталов гарнизон и самим выйти, имея по одной одежде. Филипп ответил, что он не обещает им никакого мира, если они не предоставят все на его усмотрение. Этот ответ, переданный послами, под влиянием негодования и отчаяния вызвал такой гнев в жителях Абидоса, что они, по примеру ожесточившихся сагунтийцев, приказали всех благородных женщин запереть в храме Дианы, всех благородных мальчиков и девочек, даже грудных детей с кормилицами, заключить в гимнасий, вынести на площадь золото и серебро, отнести драгоценные одежды на родосский и кизикский корабли, стоявшие в гавани, привести жрецов и жертвенных животных и расставить посреди площади жертвенники. Тут прежде всего были выбраны лица, которые, увидев, что войско их, сражающееся перед разрушенной стеной, все перебито, тотчас должны были умертвить жен и детей, побросать в море золото, серебро и одежду, которые были на кораблях, поджечь в возможно больших местах общественные и частные здания. Их заставили, повторяя слова за жрецами, дать страшную клятву, что они исполнят это. Затем все годные к военной службе поклялись, что они только в случае победы выйдут из сражения живыми. Эти последние, помня о богах, сражались так упорно, что, когда ночь должна была прервать сражение, царь первый прекратил его, испуганный их исступлением. Старейшины, которым поручено было более страшное дело, увидев, что из сражения вышло немного, притом усталых и изнуренных ранами, на рассвете отправляют к Филиппу жрецов, с повязками на головах, сдать город.
18. Перед сдачей города Марк Эмилий, самый младший из трех послов, отправленных в Александрию, услыхав об осаде жителей Абидоса, по общему согласию товарищей, явился к Филиппу. Он жаловался на то, что начата война с Атталом и родосцами и что как раз в то время Филипп осаждает Абидос, и когда царь ответил, что Аттал и родосцы сами звали его на войну, Эмилий сказал: «Ужели и жители Абидоса вызвали тебя на войну?» Филиппу, не привыкшему выслушивать истину, эта речь показалась слишком смелой для того, чтобы быть произнесенной перед царем, и он сказал: «Молодость, красота и особенно имя “римлянин” делают тебя слишком смелым; но я, прежде всего, желал бы, чтобы вы, помня о договорах, были со мной в мире; если же вы вызываете меня на войну, то вы поймете, что и мне придает мужество мое царское достоинство и имя “македонянин”, не менее знаменитое, чем имя “римлянин”». Отпустив таким образом посла, Филипп принял золото и серебро, собранное в одно место, а добыча, состоявшая из людей, была потеряна для него, так как на толпу напало такое исступление, что граждане, вообразив, будто изменнически поступили с теми, которые умерли в сражении, и упрекая в клятвопреступлении друг друга и особенно жрецов, которые предали врагу живыми тех, кого они обрекли на смерть, вдруг все разбежались по городу убивать жен и детей и умерщвляли сами себя всякими способами. Изумленный таким исступлением, царь остановил нападение воинов и сказал, что он дает жителям Абидоса три дня для того, чтобы они могли умереть. В этот промежуток времени побежденные причинили себе больше жестокостей, чем причинили бы озлобленные победители, и никто живым не попал во власть Филиппа, кроме тех, кому помешали оковы или другое препятствие. Поставив в Абидосе гарнизон, Филипп возвратился в свое царство. Когда гибель жителей Абидоса воодушевила Филиппа для войны с римлянами так же, как Ганнибала разрушение Сагунта, его встретили вестники, доложившие, что консул находится уже в Эпире и что он отвел на зимние квартиры сухопутные войска в Аполлонию, а морские на Коркиру.
19. Между тем послам, отправленным в Африку относительно Гамилькара, предводителя галльского войска, дан был карфагенянами ответ, что они не могут сделать ничего более, как наказать его изгнанием и конфисковать его имущество. Перебежчиков же и беглых рабов, которых могли выследить, они возвратили и относительно этого отправят в Рим послов, чтобы дать сенату удовлетворение. Они отправили 200 000 модиев пшеницы в Рим и 200 000 для войска в Македонию. Затем послы отправились к царям в Нумидию. Масиниссе были переданы подарки и поручения. От него приняли 1000 нумидийских всадников, хотя он предлагал 2000. Он сам озаботился посадкой их на корабли и отправил в Македонию вместе с 200 000 модиев пшеницы и таким же количеством ячменя. Третье поручение было к Вермине. Он вышел навстречу послам на границу своего царства и предоставил им предписать ему условия мира по собственному усмотрению: всякий-де мир с римлянами для него будет хорош и справедлив. Послы предложили ему условия мира и для утверждения их приказали отправить послов в Рим.
20. В то же время возвратился из Испании проконсул Луций Корнелий Лентул. Высказав в сенате, что он в продолжение многих лет доблестно и счастливо вел дела, он потребовал себе права с триумфом вступить в город. Признавая его дела достойными триумфа, сенат заявил, что у предков не было примера, чтобы получал триумф за совершение подвигов кто-нибудь, не будучи ни диктатором, ни консулом, ни претором; он-де был в Испании в звании проконсула, но не в звании консула или претора. Однако склонялись к тому, чтобы он вступил в город с овацией, но народный трибун Тиберий Семпроний Лонг протестовал, заявляя, что это будет нисколько не более согласно с обычаем предков и с бывшими ранее примерами. Наконец трибун, побежденный единодушием отцов, уступил, и Луций Лентул вступил с овацией в город. Он принес из добычи 43 000 фунтов серебра и 2450 фунтов золота. Воинам из добычи раздал по 120 ассов.
21. Уже консульское войско было переведено из Арретия в Аримин, а 5000 союзников латинского племени переправились из Галлии в Этрурию. Итак, Луций Фурий Пурпуреон усиленными переходами отправился из Аримина против галлов, осаждавших в то время Кремону, и расположился лагерем на расстоянии полутора тысяч шагов от неприятеля. Если бы он прямо с дороги повел легионы на штурм неприятельского лагеря, то имел бы случай совершить славное дело: рассеявшись повсюду, враги рыскали по полям, не оставив никакого достаточно сильного гарнизона. Но Фурий Пурпуреон побоялся усталости воинов, так как войско шло чрезвычайно быстро. Призванные назад с полей криком своих, галлы вернулись в лагерь, бросив захваченную добычу, и на следующий день вышли, построившись в боевой порядок. Римляне тоже не отказались от сражения, но у них едва хватило времени выстроиться: так поспешно враги вступили в сражение. Правый фланг – союзное войско разделено было у него по флангам – был поставлен в первой боевой линии, а два римских легиона в резерве. Командовали правым флангом Марк Фурий, легионами – Марк Цецилий, всадниками – Луций Валерий Флакк; все были легатами. Претор имел при себе еще двух легатов, Гая Летория и Публия Титиния, чтобы иметь возможность видеть все кругом и являться при всяком внезапном движении врагов. Сначала галлы, напирая всей массой на один пункт, надеялись смять и уничтожить правый фланг, бывший впереди; когда же это не удавалось, они попытались обойти с флангов и окружить неприятельское войско, что, по-видимому, было легко при их многочисленности и при малочисленности противника. Как только претор заметил это, он и сам, с целью растянуть боевую линию, окружил фланг, сражавшийся впереди, справа и слева двумя легионами, выведя их из резерва; при этом он дал обет построить храм Юпитеру, если в этот день разобьет врагов. Луцию Валерию он приказывает пустить против флангов врагов, с одной стороны, состоявших при легионах всадников, с другой – конницу союзников и не позволять им окружить свое войско. Вместе с тем и сам, как только увидел, что центр строя галлов поредел, так как воины разошлись по флангам, приказывает своим, тесно сомкнувшись, двинуться на врага и прорвать его ряды. Таким образом и фланги были обращены в бегство всадниками, и центр – пехотинцами. Страшно избиваемые со всех сторон галлы обратились в бегство и беспорядочно устремились назад в лагерь. Бегущих преследовали всадники, а вскоре и догнавшие их легионы сделали нападение на лагерь. Менее 6000 человек убежали оттуда. Убито было или взято в плен более 35 000 с 70 военными знаменами и более 200 галльских повозок, нагруженных множеством добычи. В этом сражении пали Гамилькар, пунийский предводитель, и три знатных галльских полководца. Пленные жители Плацентии, до 2000 из свободнорожденных, были возвращены колонистам.
