25. На следующий день ворота городские сначала были заперты, а затем внезапно открыты, так как в город вступил гарнизон Аттала с Эгины и римляне из Пирея; поэтому царь отодвинул лагерь почти на три тысячи шагов от города. Затем он отправился в Элевсин, в надежде неожиданно захватить храм и крепость, которая господствует над ним и окружает его; но когда заметил, что стража содержится тщательно и что из Пирея идет на помощь флот, оставив это предприятие, повел войско в Мегару и вслед за тем в Коринф, и, услыхав, что в Аргосе происходит собрание ахейцев
[1012], он неожиданно для ахейцев внезапно явился на самое собрание. Совещались о войне против Набиса, лакедемонского тирана, который, вследствие передачи власти от Филопемена
[1013] Киклиаду, полководцу, далеко не равному с первым, возобновил войну, так как видел, что союзные войска ахейцев разбрелись, стал опустошать поля соседей и уже наводил страх даже на города. Когда рассуждали о том, сколько из каждого государства набирать воинов против этого врага, Филипп пообещал, что он освободит их от заботы относительно Набиса и лакедемонян и не только воспрепятствует опустошению полей союзников, но весь страх перед войной перенесет в Лаконику, тотчас двинув туда войско. Когда это заявление было выслушано с величайшим одобрением, он сказал: «Однако справедливость требует, чтобы я охранял ваши владения своим оружием при том условии, если и мои владения тем временем не будут лишены защиты; поэтому не угодно ли вам приготовить столько воинов, сколько достаточно для защиты Орея, Халкиды и Коринфа, чтобы я, не беспокоясь о безопасности своих владений в тылу, мог пойти войною на Набиса и лакедемонян». Не укрылось от ахейцев, к чему клонилось такое благосклонное обещание помощи, предложенной против лакедемонян: он стремился вывести из Пелопоннеса в качестве заложников ахейских юношей и вовлечь этот народ в войну с римлянами. Ахейский претор Киклиад, не считая нужным обличать эту цель, заявил только, что по законам ахейским на собрании можно делать доклад только о том, ради чего оно созвано, и, когда было сделано постановление о приготовлении войска против Набиса, распустил собрание, проведенное смело и свободно, хотя раньше этого времени он считался в числе царских льстецов. Лишенный важной надежды, Филипп набрал немного добровольцев и возвратился в Коринф, а оттуда в Аттику.
26. В то самое время, как Филипп был в Ахайе, царский префект Филокл с 2000 фракийцев и македонян отправился от Эвбеи для опустошения области афинян и около Элевсина перешел гору Киферон; отпустив оттуда половину воинов производить повсюду по полям грабеж, сам он расположился на месте, удобном для засады, чтобы, если будет сделано нападение из крепости со стороны Элевсина на его грабителей, неожиданно напасть на рассеявшихся врагов. Но засада была замечена. Поэтому, вернув разбежавшихся для грабежа воинов и построив их, он отправился осаждать Элевсинскую крепость, но отступил оттуда с большим уроном и соединился с Филиппом, шедшим из Ахайи. И сам царь пытался штурмовать ту же крепость, но прибывшие из Пирея римские корабли и впущенный гарнизон заставили его отказаться от этого предприятия. Разделив затем войско, с одной частью царь отправил Филокла в Афины, с другой – сам пошел в Пирей, чтобы в то время как Филокл будет задерживать афинян в городе, нападая на стены и угрожая штурмом, самому ему дана была возможность завоевать Пирей, оставленный с незначительным гарнизоном. Однако штурм Пирея оказался не легче штурма Элевсина, так как защитниками были почти те же люди. От Пирея он внезапно повел войско к Афинам. Отраженный неожиданно вылазкой всадников и пехотинцев, сделанной из бреши полуразрушенной стены, которая соединяет Пирей с Афинами
[1014] двумя ветвями, он оставил штурм, разделил опять войско с Филоклом и отправился опустошать поля. В то время как прежнее его опустошение заключалось в разрушении надгробных памятников в окрестностях города, теперь, чтобы не оставлять ничего не поруганным, он приказал разрушать и поджигать храмы богов, которые были в каждом округе. И Аттика была превосходно украшена этого рода сооружениями, а большие запасы мрамора дома и многочисленность талантливых художников доставили обильный материал его необузданному гневу. Ибо он не удовольствовался разрушением самих храмов и ниспровержением священных изображений, но приказал раздробить даже камни, чтобы они, оставаясь в целом виде, не образовали куч развалин. Когда не столько был удовлетворен гнев, сколько оказался недостаток материала для проявления на нем ярости, он удалился из неприятельской страны в Беотию и ничего другого, достойного упоминания, не совершил в Греции.
27. Консул Сульпиций в то время стоял лагерем у реки Апс, между Аполлонией и Диррахием; вызвав туда легата Луция Апустия, он отправляет его с частью войск опустошать неприятельскую область. Опустошив окраины Македонии и взяв при первом приступе небольшие крепости Корраг, Герруний и Оргесс, Апустий пришел к городу Антипатрии, расположенному в узком ущелье; сначала вызвав старейшин для переговоров, он попытался склонить их отдаться под покровительство римлян; затем, когда они, надеясь на величину города, его стены и положение, с презрением отнеслись к его словам, он, сделав вооруженное нападение, завоевал его, перебил совершеннолетних и, предоставив всю добычу воинам, разрушил стены и сжег город. Вызванный этим страх заставил без боя сдаться римлянам город Кодрион, довольно сильный и укрепленный. Оставив там гарнизон, Апустий взял силою город Книд, – так как существует одноименный город в Азии, то имя его более известно, чем сам город. Когда легат возвращался с довольно большой добычей к консулу, на него, при переходе через реку, напал с тыла некто Афинагор, царский префект, и привел в беспорядок арьергард. Но когда возвратившийся при их крике и смятении на коне легат поспешно повернул знамена и, приказав побросать багаж в середину, построить строй, царские воины не выдержали натиска римлян: многие из них были убиты, большая часть взята в плен. Возвратив консулу войско невредимым, легат тотчас отправился к флоту.
28. Когда открыты были военные действия этим счастливым походом, в римский лагерь явились князья и начальники – соседи македонян: Плеврат, сын Скердиледа, Аминандр, царь афаманов, и из области дарданов Батон, сын Лонгара. Лонгар самостоятельно вел войну с Деметрием, отцом Филиппа. На их предложение помощи консул ответил, что он воспользуется услугами дарданов и Плеврата, когда введет войско в Македонию; на Аминандра же он возложил поручение подстрекнуть к войне этолийцев. Послам Аттала, тоже прибывшим в это время, он поручил передать, чтобы царь дожидался римского флота, оставаясь на Эгине, где он зимовал, а соединившись с ним, как прежде, теснил Филиппа на море. Были отправлены послы и к родосцам, чтобы они приняли участие в войне. Не менее энергично и Филипп, прибывший уже в Македонию, готовился к войне. Он отправил сына Персея, еще мальчика, назначив к нему в руководители нескольких друзей, с частью войск, чтобы он обложил ущелье, находящееся около Пелагонии. Известные города Скиат и Пепарет он разрушил, чтобы они не сделались добычей и наградой неприятельскому флоту, к этолийцам же отправил послов из опасения, как бы этот беспокойный народ, вследствие прибытия римлян, не нарушил верности.
