16. Тогда Антиох, находясь далеко не в таком настроении, расположился лагерем внутри этого прохода и старался, сверх того, и сам проход заградить укреплениями. Он все укрепил двойным валом и рвом, а где нужно было, даже и стеной, пользуясь большим количеством повсюду валявшихся камней. Царь, вполне полагаясь, что римское войско не в состоянии будет здесь прорваться, послал из 4000 этолийцев – столько их собралось – одну часть для защиты Гераклеи, лежавшей перед самым ущельем, другую часть – в Гипату. Он нисколько не сомневался в намерении консула взять приступом Гераклею, и многие уже сообщали о разорениях, происходящих всюду кругом Гипаты. Опустошив сначала область Гипаты, а потом Гераклеи, причем помощь этолийцев была бесполезна для обеих воюющих сторон, консул расположил свой лагерь против лагеря царя при самом входе в ущелье, вблизи источников горячей воды. Оба отряда этолийцев заперлись в Гераклее.
На Антиоха, которому, прежде чем он увидел врага, все казалось достаточно укрепленным и защищенным войсками, напал страх, как бы римское войско не нашло каких-либо тропинок для перехода через нависающие скалы; ведь ходил слух, что и лакедемоняне когда-то были так обойдены персами, и в недавнее время – Филипп теми же самыми римлянами. Поэтому он послал в Гераклею к этолийцам гонца просить оказать ему в этой войне по крайней мере такую услугу, чтобы занять вершину окрестных гор и наблюдать, как бы где-нибудь не могли пройти римляне. Когда гонец был выслушан, между этолийцами возникло разногласие. Одни полагали, что следует повиноваться приказанию царя и идти, другие же – что дóлжно оставаться в Гераклее на всякий случай: если царь будет побежден консулом, то чтобы иметь наготове свежие войска для помощи соседним городам; если же он одержит победу, то чтобы можно было преследовать римлян, обратившихся в бегство. Обе стороны не только остались при своем мнении, но даже осуществили на деле свое решение: 2000 осталось в Гераклее, а 2000, разделившись на три части, заняли Каллидром, Родунтию и Тихиунт – это названия горных вершин.
17. Увидев, что возвышенности заняты этолийцами, консул посылает Марка Порция Катона и Луция Валерия Флакка – легатов, бывших консулами, каждого с 2000 отборных пехотинцев против укрепленных этолийцами пунктов; Флакка против Родунтии и Тихиунта, Катона – на Каллидром; сам же, прежде чем двинуть войска против врага, пригласив воинов на сходку, ободрил их такими немногими словами: «Воины! Я вижу, что среди вас во всех званиях составляют те, которые служили в этой самой провинции под личным предводительством и главным начальством Тита Квинкция. Во время Македонской войны ущелье у реки Аой было более непреодолимо, чем здесь. Это ворота – единственный и, в некотором роде, естественный проход между двумя морями, когда все остальное закрыто. Тогда были устроены преграды и более крепкие и на более удобных местах; войско тогдашних врагов и по числу было больше, и в качественном отношении гораздо лучше; там были македоняне, фракийцы, иллирийцы – отважнейшие народы, – а здесь сирийцы и азиатские греки, ничтожнейшая порода людей, рожденная для рабства. То был воинственнейший царь, уже с юных лет упражнявшийся в войнах с пограничными фракийцами, иллирийцами и всеми окрестными жителями. А этот – об остальной его жизни я умолчу, – тот человек, который, с тех пор как переправился из Азии в Европу для объявления войны римскому народу, за все время пребывания на зимних квартирах не сделал ничего более достопамятного, разве что, влюбившись, взял себе жену из дома простого гражданина, происхождения малоизвестного даже среди своих земляков. И этот молодой супруг выступил на бой как бы нарочито откормленный на брачных пирах. Главные силы его и надежда заключались в этолийцах, народе самом легкомысленном и неблагодарнейшем, как вы раньше испытали на себе, а теперь испытывает Антиох. Ведь и собралось их немного, и в лагере удержаться они были не в силах, да и между собой они в ссоре; хотя и добились они позволения защищать Гипату и Гераклею, но, не защитив ни той ни другой, убежали на вершины гор, а часть их заперлась в Гераклее. Сам царь сознается, что он никогда не решался не только вступать в битву на ровном месте, но даже и лагерем располагаться в чистом поле. Оставив перед собой всю ту страну, отнятием которой у нас и у Филиппа он хвастался, спрятался среди скал, даже и не при входе в ущелье, как некогда, говорят, лакедемоняне, но отодвинув свой лагерь в самую глубь этого прохода. Этим он так же ясно показал страх свой, как если бы заперся в стенах какого-либо города, чтобы выдержать осаду; но не защитят ни Антиоха эти теснины, ни этолийцев занятые ими вершины. Достаточно все предусмотрено и приняты меры предосторожности, чтобы во время сражения ничего не было против вас, кроме врага. Вы должны мысленно представлять себе, что сражаетесь не только за свободу Греции, хотя и это блестящая слава, – освободив ее прежде от Филиппа, вы теперь освобождаете ее от этолийцев и Антиоха. В награду вам достанется не только то, что теперь находится в лагере царя, но также и все те запасы, которые со дня на день ожидаются из Эфеса, будут вашей добычей; а потом Азия, Сирия и все богатейшие царства до восхода солнца откроются римлянам. Далее, что нам может помешать, чтобы границами своего государства от Гадеса до Красного моря сделать Океан, который кольцом окружает землю, и чтобы весь род человеческий чтил имя римское первым после богов? Ввиду таких великих наград приготовьтесь быть мужественными, чтобы завтра при благосклонном содействии богов дать решительную битву».
18. Собрание было распущено, и воины подготовили свои доспехи и оружие, прежде чем подкрепить свои силы. На рассвете, дав сигнал к битве, консул выстраивает войско в боевой порядок с узким фронтом, сообразно со свойством местности и теснотой ее. Увидав знамена врагов, царь также выводит войска. Часть легковооруженных он поместил перед валом в первой боевой линии; потом отборный отряд македонян, так называемых копьеносцев
[1089], поставил вблизи самих укреплений, как главный оплот; налево от них, у самой подошвы горы, он расположил отряд копейщиков, стрелков и пращников, чтобы они с более высокого места нападали на незащищенный фланг врагов. Направо от македонян, у самого конца укреплений, где местность до самого моря представляется непроходимой вследствие болотистой топи и глубоких ям, поставил слонов с обычным отрядом воинов, за ними всадников, а потом, оставив незначительный промежуток, остальные войска во второй боевой линии. Атаку римлян, пытавшихся напасть со всех сторон, стоявшие впереди вала македоняне сначала легко выдерживали благодаря сильному содействию тех, которые, находясь на более возвышенном месте, осыпали врагов из пращей, как градом, камнями, а вместе с тем метали стрелы и копья. Потом, как только враги стали наступать большими массами и натиска их сдерживать уже было невозможно, то они, сбитые с позиции, мало-помалу свертывая ряды, отступили внутрь укреплений. Здесь, стоя на валу и протянув вперед копья, они образовали перед собою как бы другой вал; высота этого вала была не особенно велика, но с одной стороны представляла своим более возвышенную позицию для боя, а с другой – благодаря длине копий, делала врага беззащитным. Многие, безрассудно нападая на вал, были поражены копьями. И римляне после тщетных попыток или отступили бы, или очень много их пало бы, если бы Марк Порций Катон, сбросив с вершины Каллидрома этолийцев и перебив бóльшую часть их – он неожиданно напал на них в то время, когда большинство их стало, – не появился на холме, возвышающемся над лагерем.
