5. Жителей, как обыкновенно бывает при неожиданном нападении, охватил сильный страх и смятение. Однако они, несмотря на такую внезапную опасность, сверх ожидания, боролись с большею стойкостью и в этот день защитили город, хотя во многих местах к стенам уже были приставлены лестницы; при этом мужчины сражались, а женщины приносили на стены всякого рода метательные снаряды и камни. Ацилий, дав сигнал к отступлению, около полудня отвел свои войска в лагерь; затем, подкрепив силы воинов пищей и отдыхом, прежде чем распустить военный совет, он отдал приказ быть до рассвета в вооружении и наготове: он-де только по взятии города отведет их в лагерь. Напав на город в то же время, что и накануне, в очень многих пунктах, он через несколько часов взял его, так как у горожан недоставало уже ни сил, ни оружия, а главным образом недоставало уже мужества. Добыча частью была распродана, частью разделена; после этого был собран военный совет относительно того, что предпринять дальше. Все были того мнения, что на Навпакт не следует идти, так как проход через гору Корак занят этолийцами. Однако, чтобы не бездействовать летом и своею нерешительностью не дать все-таки этолийцам возможности пользоваться миром, которого они не добились от сената, Ацилий решил напасть на Амфиссу. Из-под Гераклеи войско было проведено туда через Эту. Расположившись лагерем у города, он не штурмовал его со всех сторон, как Ламию, но окружил осадными сооружениями. Одновременно во многих местах пододвигался к городу таран, и хотя стены разрушались, но горожане не пытались предпринять или придумывать какие-нибудь средства, чтобы помешать действию этих машин: вся надежда их была на оружие и отвагу; частыми вылазками они тревожили и аванпосты неприятельские и тех, которые были при осадных сооружениях и машинах.
6. Однако стена была уже разбита во многих местах, когда прошло известие, что преемник Ацилия, высадив войско в Аполлонии, идет через Эпир и Фессалию. Консул шел с 13 000 пехотинцев и 500 всадников. Он уже прибыл к Малийскому заливу; отсюда он послал вперед в Гипату приказ сдать город, но получил ответ, что горожане ничего не сделают без общего согласия этолийцев; ввиду этого, чтобы не быть задержанным нападением на Гипату в то время, когда еще не взята Амфисса, консул двинулся к этому городу, послав вперед своего брата Сципиона Африканского. Перед прибытием их горожане оставили город, ибо стены его по большей части уже были разрушены, и все, вооруженные и безоружные, перешли в крепость, считавшуюся неприступной.
Консул расположился лагерем приблизительно на расстоянии шесть тысяч шагов оттуда. Сюда сначала к Публию Сципиону, шедшему, как сказано выше, впереди войска, а потом к консулу явились афинские послы просить за этолийцев. Более милостивый ответ они получили от Публия Африканского, который искал предлога с честью оставить войну с этолийцами и устремлял взоры свои в Азию на царя Антиоха; поэтому он велел афинянам уговаривать не только римлян, но и этолийцев предпочесть мир войне. По совету афинян из Гипаты быстро прибыло многочисленное посольство этолийцев. Их надежду на мир увеличил также разговор с Публием Африканским, к которому они обратились прежде: он напоминал им о том, что много племен и народов отдались под его покровительство сначала в Испании, а затем в Африке; что у всех их он оставил больше доказательств своей милости и снисходительности, чем воинской доблести. Дело казалось уже оконченным, но консул, когда к нему обратились, повторил им тот же ответ, с каким они принуждены были удалиться из сената. Этолийцы, пораженные этим ответом, как будто он был новым для них, – они видели, что ни посольство афинян, ни милостивый ответ Публия Африканского не принесли никакой пользы, – заявили, что желают сообщить об этом своим.
7. Затем послы возвратились в Гипату, но нелегко было этолийцам принять какое-либо решение, ибо тысячу талантов на уплату взять было неоткуда, а предоставив свою участь в полное распоряжение римлян, они боялись за свою жизнь. Поэтому опять те же послы получили приказание возвратиться к консулу и к Публию Африканскому и просить их, если они намерены действительно даровать мир, а не прельщать им только, обманывая надежды несчастных, или уменьшить сумму денег, или принять их покорность при условии личной неприкосновенности граждан. Но от консула это посольство не добилось никакой перемены и тоже было отпущено без успеха. За ними последовали афиняне. Этолийцы, обескураженные столькими неудачами, уже оплакивали в бесполезных рыданиях судьбу своего народа, когда глава афинского посольства Эхедем воскресил в них надежду, посоветовав просить перемирия на шесть месяцев, чтобы иметь возможность отправить посольство в Рим: отсрочка-де никакого нового горя не прибавит к настоящим бедствиям, дошедшим уже до крайнего предела; напротив, если дано будет время, могут произойти многие случайности, которые смягчат настоящие несчастья. По совету Эхедема, были отправлены те же послы. Явившись сначала к Публию Сципиону, они при его содействии добились от консула перемирия на тот срок, о котором просили. Маний Ацилий, сняв осаду с Амфиссы, передал войско консулу и удалился из провинции, консул же из-под Амфиссы возвратился в Фессалию, чтобы через Македонию и Фракию идти в Азию.
Тогда Публий Африканский сказал брату: «Путь, который ты предпринимаешь, Луций Сципион, одобряю также и я; но все это дело вполне зависит от воли Филиппа: если он будет верен нам, то он и дорогу укажет, и доставит провиант и все другое, что необходимо для содержания и удобств войска в продолжительном походе; если же он обманет наше доверие, то на пути через Фракию тебе все будет грозить опасностью. Поэтому я того мнения, что прежде следует узнать образ мыслей царя; а этого вернее всего мы достигнем, если посланный застанет царя врасплох, так чтобы он ничего не сделал по заранее обдуманному плану». Для этой цели был выбран Тиберий Семпроний Гракх, в то время весьма пылкий молодой человек. Расставив по дороге лошадей, он почти с невероятной быстротой прибыл в Пеллу на третий день после своего отъезда из Амфиссы. Царь находился на пиру и был очень хмелен. Уже этот способ развлечения снимал с него подозрение в каких-либо замыслах. И действительно, гость был принят тогда ласково, а на следующий день увидел, что провианта для войска заготовлено вдоволь и что на реках построены мосты и проложены дороги в местах, затруднительных для перехода. С этим известием Гракх возвратился с той же быстротой и встретился с консулом в Тавмаках. Отсюда войско, обрадованное более верной и большей надеждой, прибыло в Македонию на все готовое. Прибывших царь принял и проводил с царским великолепием. При этом он обнаружил немалую ловкость и тонкость в обращении – качества, заслужившие одобрение в глазах Публия Африканского, человека как в остальных отношениях превосходного, так любившего и то, чтобы его принимали хорошо, но без роскоши. Оттуда войско прибыло к Геллеспонту, причем Филипп сопровождал его и доставлял все не только через Македонию, но и через Фракию.
8. Между тем Антиох после морской битвы при Корике, имея в своем распоряжении целую зиму для приготовления сухопутных и морских сил, особенное внимание обратил на восстановление флота, чтобы не лишиться совершенно обладания морем. Он помнил, что был побежден, несмотря на отсутствие флота родосцев, и понимал, что если и этот флот примет участие в бою – рассчитывать на вторичное замедление родосцев нельзя было, – то ему потребуется большое количество кораблей, чтобы сравняться силами и величиною флота с флотом неприятелей. Поэтому Ганнибала он отправил в Сирию привести финикийский флот, а Поликсениду приказал исправлять наличные корабли и снаряжать новые тем старательнее, чем неудачнее было дело. Сам он зимовал во Фригии и отовсюду собирал вспомогательные войска. Послал он и в Галлогрецию
[1096]: галлогреки в то время были очень воинственны, так как не забыли еще своего происхождения и хранили мужество галлов. Сына своего Селевка царь оставил с войском в Эолиде, чтобы удерживать в повиновении приморские города, подстрекаемые к возмущению со стороны Пергама Евменом, а со стороны Фокеи и Эритр – римлянами. Римский флот, как сказано выше, зимовал в Канах. Туда почти среди зимы прибыл царь Евмен с 2000 пехотинцев и с 500 всадников. Он сообщил Ливию, что можно захватить большую добычу на неприятельском поле в окрестностях города Тиатиры, и убедил его послать с ним 5000 воинов. Посланные в продолжение нескольких дней приобрели огромную добычу.