Николь оставила ее и пошла на корт. Она немного поиграла с Матильдой, но та была слабым игроком. В это время подошла Стаси.
— Давай сыграем? — спросила она, как-то нехорошо улыбаясь.
Стараясь никак не выразить своего отношения к ней, Николь согласно кивнула головой. Стаси играла лучше всех, и было совершенно очевидно, что она хочет наказать Николь. Девушки разошлись по своим местам, и игра началась. Николь часто играла с братьями на общественном корте недалеко от Лессинга, и они ее довольно прилично тренировали, теперь она легко принимала подачи своей напарницы и с силой возвращала мяч на ее сторону. Постепенно ожесточение игры возрастало. Девушки все сильней и яростней посылали мяч друг другу. Вдруг Стаси удалась сильно подкрученная подача, принять которую было трудно и мужчине. Однако Николь в стремительном броске достала подачу, и сильно подрезанный ею мяч упал, едва перелетев сетку. Эту подрезку Стаси взять не смогла. Игра стала еще более яростной. Девушки смотрели друг на друга с явной неприязнью и ожесточенно били по мячу. Николь уверенно набирала очки. Другие девушки прекратили играть и внимательно следили за поединком. Элизабет тоже стояла у самого корта. Было видно, что Стаси устала, в то время как Николь дышит ровно и легко.
— Может быть, хватит? — сладким голосом спросила Николь.
— Правду про тебя говорят, — задыхаясь, выплевывала слова Стаси, — что ты не леди. Ты даже в теннис играешь не как леди. — С этими словами она покинула корт.
Николь, покраснев от смущения и злости, подошла к Марте и Элизабет, которые, в отличие от других, не отвернулись от нее.
— Пожалуйста, простите Стаси, — попросила Элизабет, беря Николь за руку.
Николь отдернула свою руку.
— Она не всегда так груба. Не знаю, что на нее нашло, — говорила Элизабет, умоляюще глядя на Николь.
Николь не ответила, и Элизабет отвернулась от нее.
— Я совсем забыла про эту ведьму Стаси, прости меня, Николь. Она вообще ведет себя ужасно со всеми, кто не принадлежит к ее любимому кругу. Она думает, что даже солнце всходит и заходит по ее капризу потому, что она племянница Нортумберленда. Если бы ее здесь не было, я уверена, что другие девушки были бы с тобой более дружелюбны.
— Твои друзья были в ужасе от моего присутствия.
— Это неправда. Джулия и Абигайль всегда такие молчаливые и стеснительные. Но если ты немного потерпишь, они к тебе привыкнут, и ты увидишь, какие это милые девушки!
Николь согласно кивнула, и они обе подошли к девушкам, собравшимся у столиков с лимонадом. В это время Элизабет, отведя Стаси в сторону, отчитывала ее:
— Как ты можешь быть такой грубой, Стаси? Это невыносимо. Ты должна немедленно извиниться перед леди Шелтон.
— Я? Извиняться перед этой дикаркой? Иногда ты просто слепа, Элизабет, видишь в людях только хорошее и больше ничего не хочешь замечать. Ты что, ничего о ней не слыхала? Ее не принимают, и тут уж ничего нельзя изменить.
— Ты очень недоброжелательна, — возразила Элизабет. Затем она подошла к Марте и Николь.
— Вы уже уходите? Может быть, мы поменяемся партнерами и сыграем еще? Время, кажется, есть!
Николь не могла поверить, что эта совершенно незнакомая ей девушка защищает ее перед своей кузиной да еще заботится о том, чтобы она получила максимум удовольствия от поездки в теннисный клуб.
— Извините, но у меня другие планы.
— Может быть, мы сыграем с вами в другой раз? — спросила Элизабет. — Было очень приятно с вами познакомиться.
— И мне тоже, — с трудом произнесла Николь.
В карете Марта и Николь долго молчали.
— Ну, что ты о ней думаешь? — поинтересовалась Марта.
— Я думаю, что она очень милая и красивая девушка.
— Да, Элизабет — очень приятный человек, и все ее любят, — сказала Марта.
Николь повернулась к окну, но сквозь пелену слез она вряд ли что-нибудь видела.
— Поэтому герцог любит ее, а не меня, — печально проговорила она.
Марта промолчала.
— Леди Элизабет сейчас спустится, ваше сиятельство!
Герцог посмотрел на свои золотые, с бриллиантом в восемнадцать каратов, часы и стал нервно ходить по маленькой гостиной. Элизабет было несвойственно опаздывать, но на сей раз она спустилась только через десять минут, причем одетая не для выхода в театр, а в свое повседневное платье.
— Ты забыла обо мне? — спросил он с наигранным изумлением.
Элизабет тяжело вздохнула, подходя к нему.
— Извини меня, пожалуйста, Хэдриан. Я не забыла. Боюсь, что я сделала большую ошибку. — Она опустилась на кушетку, и он сел с ней рядом.
— Ты что, плохо себя чувствуешь?
— Нет. Я очень устала. Сегодня днем я немного поиграла в теннис, и это меня очень изнурило. Мне бы нужно было послать тебе записку и отменить встречу, а я не сделала этого. Мне так хотелось тебя видеть! Я надеялась, что короткий сон вернет мне силы и хорошее настроение. Но я только что проснулась, а усталость не прошла.
— Не беспокойся обо мне, — сказал герцог. — Тебе ни в коем случае нельзя было играть в теннис, Элизабет. Сейчас тебе необходимо вернуться и лечь в постель.
Она ласково взяла его за руку.
— Ты не сердишься на меня?
— Конечно, нет, хотя и надо бы. Ты получила удовольствие от игры в теннис?
Она посмотрела на него в смятении.
— Нет. Произошел неприятный инцидент, и я расстроена до сих пор.
— Что же тебя так огорчило?
— Две леди были ужасно грубы с третьей. Но самое печальное в том, что одна из этих двух — Стаси.
— Стаси — не самый добрый человек, мы это знаем!
— В самом деле, мне так было жалко леди Шелтон. Такое ничем не оправдывается. Я знаю, несколько лет назад был скандал, но это же было так давно! Нельзя человека не прощать всю жизнь.
Герцог замер.
— Так ты говоришь, что девушка, которую обидели, была Николь Шелтон?
— Да. Ты знаешь ее?
Герцог встал. Она не уехала…
— Понимаешь, Николас Шелтон — мой сосед по имению Чепмен-Холл, которое я недавно получил в наследство. Перед тем как ехать в Лондон, я обедал у них.
— После этого инцидента ей было очень больно, но она не подала вида. Николь — очень гордая девушка. Я сразу же сказала Стаси, что огорчена ее поведением.
Герцог нервно откашлялся. Ему было неловко не только от этой беседы, но и от того, как он себя вел с Николь, от сокровенных мыслей, вынашиваемых им, о ней. Только вчера он опять едва не потерял над собою контроль. Только вчера он был так близок к ней, что мог обнять ее и делать с ней все что угодно. Но разговаривать о Николь со своей невестой ему казалось неприличным.
