— Не надо! Не надо! — тоненько закричал Тимми.
Ксавье находился всего в нескольких ярдах от раба, кое-как стоявшего на четвереньках и явно не имевшего ни сил, ни желания двигаться дальше. Их глаза встретились. Это был испанец неопределенного возраста, из тех, чьи глаза уже стали пустыми. Со лба свисали седые спутанные волосы.
— Я помогу тебе, — сказал Блэкуэлл.
Однако испанец все так же смотрел на него, как на пустое место, словно ничего не слыша.
Ксавье заставил себя подняться на ноги. Рана на спине пронзила болью, однако он удержался и не вскрикнул. Он двинулся было к рабу и тут же пожалел об этом — бич засвистел снова. И прежде чем он успел увернуться, рассек плечо и щеку. Ксавье невольно охнул и закусил губу.
— Возвращайся к остальным, — приказал Кадар.
— Он не может идти, — промолвил Блэкуэлл, стараясь не думать о кровоточившей щеке. — Он слишком слаб, чтобы идти, а тем более работать. Нужен доктор.
— Возвращайся к остальным, — еще более бесцветным голосом повторил Кадар.
— Если не хочешь посылать за доктором, — продолжал Ксавье, — то позволь хотя бы мне помочь ему. Я понесу его остаток пути.
— Он скоро подохнет. Брось его. На его место мы сможем сразу найти другого. Возвращайся к остальным.
— Я хочу ему помочь, — негромко произнес Ксавье.
На сей раз Кадар промолчал.
Ксавье отвернулся и направился к стоявшему на четвереньках испанцу. Свистнул бич, Ксавье напрягся, и все равно резкая жгучая боль оказалась неожиданной. Он знал, что на сей раз его удостоил своим бичом Кадар, но не повернулся, а упрямо шел вперед.
И опять бич ударил его по спине.
Ксавье пошатнулся. Боль была жуткой — как будто это не бич, а кинжал пронзает его плоть до костей. Словно во сне, услышал он тонкий вопль Тимми.
Охая от боли, вздрагивая, Ксавье упрямо шел вперед. Удары бича становились все сильнее. Он упал на колени. На какое-то мгновение Блэкуэлл ослеп от слез и боли.
— Капитан, капитан! — причитал Тимми.
Когда в глазах немного прояснилось, Ксавье осторожно оглянулся через плечо. И наткнулся на все такой же бесстрастный взгляд Кадара. Если стражник и собирался продолжать побои, по нему этого понять было нельзя. И Блэкуэлл снова пошел вперед, ожидая новых ударов.
Однако их не было.
Чувствуя, что сердце его вот-вот лопнет от страха, боли и упрямства, Ксавье склонился над испанцем.
— Давай я помогу тебе, — прошептал он.
На этот раз раб заметил его, и в пустых глазах промелькнуло удивление.
Ксавье подхватил беднягу под руки и помог выпрямиться, однако тот был так слаб, что сразу же повис на Блэкуэлле всем телом. Спина у Блэкуэлла горела, и каждое движение причиняло мучительную боль.
Он практически нес на себе испанца. Кадар не спускал с него глаз, но и не поднимал бич. Когда Ксавье с испанцем доковыляли до колонны, из нее выступил Таббс и подставил свое плечо с другой стороны.
Троица заняла свое место в колонне.
— Ты не должен был этого делать, — прохрипел испанец. Снова засвистели бичи, и многие заохали: охрана подгоняла, хлеща по ногам. — Я умираю, я хочу умереть, — добавил испанец.
— Нет, ты не умрешь, — возразил Ксавье.
— Я слишком устал, чтобы жить. — Глаза мужчины закрылись от усталости.
— Глупость! — упрямо рявкнул Ксавье.
— Спасибо тебе, — еле слышно выдохнул испанец.
По тому, как он обмяк у капитана на плече, стало ясно, что несчастный уснул прямо на ходу. Блэкуэлл взглянул в глаза Таббсу. Лицо первого помощника было мрачным.
Ксавье медленно шел вперед. Каждый шаг стал пыткой. Разбитые в кровь ступни кровоточили, так же как и рана на щеке, а исхлестанная спина горела, как в огне. Испанец повис на них с Таббсом.
Но вот перед ними замаячил огромный провал каменоломни, окруженной грозными зубьями известковых скал. Ксавье не сразу обратил внимание на выползший поверх скалы желтый диск, окрасивший небо в бледно-голубой цвет.
Помутившийся рассудок пронзила ужасная мысль. Его ступни разбиты в кровь, спина превратилась в кровавую кашу, на руках у него полумертвый испанец — а день еще толком и не начинался.
— Нильсен нас не ждет. Он наверняка занят! — твердил Мурад.
Перед ними показался небольшой уютный домик. Стена из белого известняка отделяла его внутренний двор от таких же дворов соседей. На шесте над плоской террасой развевался датский флаг.
Алекс не слушала бормотания раба. Они чуть свет ускользнули из дворца, переодевшись бедуинами. Пленница отлично выспалась в эту ночь. Джебаль снова остался с носом. Судя по рассказам Мурада, немедленно призванного на помощь к внезапно потерявшей сознание госпоже, Джебаль не на шутку испугался, а потом разъярился, когда стало ясно, что обморок подстроен.
Принц сказал Мураду, что допросит Алекс завтра днем, и пусть она сидит у себя и ждет, пока ее не позовут.
Алекс не смела даже думать, что случится на этом самом допросе. Это слишком расстраивало. А ведь за этим днем должен был наступить еще и вечер. А потом — ночь. Нет, она не будет думать, что ее ждет.
В любом случае Джебаль никогда не вспоминал о ней так рано. У нее оставалось немного времени. А ведь она обещала Блэкуэллу дать знать о нем Нильсену. Теперь, когда капитан в тюрьме и вынужден работать в каменоломне, нужно во что бы то ни стало увидеть консула.
Она так боялась за Ксавье.
Невольно ускорив шаги, Алекс обогнала Мурада, но не успела постучать, как дверь распахнулась и на пороге показался Нильсен. Несмотря на жару, консул облачился в парадный темно-синий сюртук, жилет и рубашку, в плотные замшевые панталоны и бледно-серые чулки. Он растерянно уставился на Алекс с Мурадом. Алекс слегка откинула край бурнуса, закрывавший лицо. В следующее мгновение Нильсен впихнул обоих внутрь и поспешно запер дверь.
— Вы подвергаете себя огромному риску, миссис Торнтон, — сказал хозяин.
— Я делаю то, что велит мне долг.
— А я беспокоюсь о вашем благополучии, — с ноткой раздражения возразил консул. — По-моему, вы так ничего и не поняли. Мы не в Америке. Мы в Триполи. И я даже подумать не смею о том, что сделает ваш муж, если узнает, что вы без его разрешения ушли из дворца, да еще в мужском платье!
— Господин Нильсен, у меня не было выбора.
— Не понимаю.
— Дело жизни и смерти, — заявила Алекс, и эти слова не прозвучали театрально. — Меня послал сюда Блэкуэлл с известием для вас.
Консул пригласил их в обставленную по-европейски гостиную. Алекс устало опустилась на обшитый дамаскином диван и потерла виски.
— Его бросили в тюрьму!
