– Должно быть, вы тоже уехали из Лондона сегодня утром?
В ее голосе явственно прозвучало обвинение.
Де Вер удовлетворенно улыбнулся:
– Не совсем так. Я уехал после полудня.
– Но мы тоже уехали после полудня, – растерянно пробормотала Оливия.
– Я знаю, – еще шире улыбнулся виконт и без всякого стеснения шагнул в комнату. Остановившись рядом с Анной и собакой, он приветливо произнес: – Здравствуй, Анна! Вот мы и увиделись снова.
Глава 10
Анна просияла, услышав голос де Вера, зато Оливия задрожала всем телом.
К счастью, в ней быстро заговорил рассудок. Судя по всему, нынешнее появление де Вера было далеко не случайным совпадением, и все же Оливия не собиралась обвинять его в преследовании в присутствии дочери.
– Я так рада, что вы тоже оказались в Стэнхоуп-Холле! – воскликнула Анна, беспрестанно поглаживая сеттера. – Мы никак не ожидали застать вас здесь.
– Я и сам этого не ожидал, – усмехнулся де Вер.
Вдали раздался оглушительный раскат грома. Де Вер посмотрел в окно – моросивший дождик превратился теперь в самый настоящий ливень.
– Надеюсь, вы с мамой окажете мне честь отужинать вместе со мной? – спросил он, поворачиваясь к Оливии.
– Мы слишком устали с дороги, – сухо ответила она за Анну. – Сегодня утром мой муж неожиданно прислал записку с просьбой немедленно возвращаться в Эшбернэм, поэтому нам пришлось спешно собираться. Неудивительно, что мы очень устали и…
– Могу себе представить, – снова улыбнулся де Вер.
Оливия рассердилась и испугалась одновременно.
– Очевидно, нам придется поужинать у себя в комнате, – холодно произнесла она. – Мы отправимся в путь с первым лучом солнца.
– И нет никакой надежды переубедить вас? – спросил виконт.
– Вы имеете в виду ужин или наш завтрашний отъезд, милорд?
– И то и другое, – тихо ответил он. – Мое гостеприимство по отношению к вам не знает границ.
Оливия замолчала. Теперь, когда рядом де Вер, разве сможет она спокойно спать? А если Арлен узнает о том, что она провела ночь под одной крышей с виконтом, он натворит бог знает что! Оливия нерешительно посмотрела в окно. Уже стемнело, лил холодный дождь.
– Даже если вы захотите, я вам не позволю… – тихо проговорил де Вер.
– Что не позволите, милорд? – повернулась к нему Оливия.
– Не позволю уехать из моего дома в такую ненастную погоду, – невозмутимо ответил он, потом погладил Анну по голове и добавил: – К восьми часам спускайтесь в столовую, и если мама тебе позволит, можешь оставить Трива у себя.
– Я не возражаю, – пожала плечами Оливия.
– А я думал, вы будете спорить со мной по всякому, даже самому невинному поводу, – улыбнулся де Вер и вышел из комнаты, бросив на прощание: – Жду вас в столовой в восемь, леди Эшберн!
Оливия была возмущена. Какой несносный человек этот лорд Кэдмон! Нет, они ни за что не станут ужинать вместе. А что потом, когда Анна заснет? К сожалению, она себе самой не доверяла…
– Мама, чего ты боишься? – неожиданно спросила Анна.
Да, с такой чувствительной и проницательной дочерью порой бывает нелегко. Оливия вовсе не собиралась посвящать ее во взрослые чувства и переживания.
– Ты не должна бояться лорда Кэдмона, он хороший человек. – Анна не по-детски нахмурилась.
Слова дочери заставили Оливию вздрогнуть.
– Просто в его сердце слишком много печали, – продолжала Анна. – Он очень любил своего брата.
– Ты сделала такой вывод из моего разговора с миссис Райли? – осторожно спросила Оливия, обнимая девочку за плечи.
– Нет, – покачала головой та, – просто я знаю это, вот и все. Знаю так же, как и многое другое.
Оливия задумалась и замолчала.
– Что с тобой, мамочка? – прервала молчание Анна.
– Ничего, детка, – вздохнула Оливия, – просто я сильно устала… Давай-ка умоемся после долгой дороги и приведем себя в порядок. Скоро нам подадут ужин, а потом ты ляжешь в постель и я почитаю тебе на ночь. Мы с тобой вдвоем чудесно проведем этот дождливый вечер.
– Разве мы не будем ужинать вместе с лордом Кэдмоном? – опечалилась Анна.
– Нет, – не раздумывая ответила Оливия.
Анна сосредоточенно помолчала, а потом тихо проговорила:
– Мама, теперь, когда рядом со мной Трив, я могу лечь спать в другой комнате.
– Нет! – вырвалось у Оливии.
Анна вздрогнула от ее возгласа.
Снова взяв себя в руки, Оливия пояснила:
– Трив будет спать на полу, где и положено спать собакам, а ты ляжешь со мной. – Она заставила себя улыбнуться. – Ты же любишь спать вместе со мной, разве нет?
Итак, Анна будет щитом, с помощью которого ей удастся разрушить коварный замысел де Вера.
Поняв, что Оливия с дочерью не спустятся к ужину, Гаррик порывисто встал из-за стола.
– У меня нет аппетита, – объяснил он удивленной миссис Райли.
Взяв со стола бутылку вина и бокал, виконт удалился.
– Милорд! Не прикажете ли подать ужин к вам в спальню? – крикнула ему вслед встревоженная столь необычным поведением экономка, но так и не дождалась ответа.
Гаррик медленно шел по коридору и размышлял о том, почему Оливия так упорно сопротивляется взаимному – в этом он ничуть не сомневался – влечению. Они могли бы провести чудесный вечер, который стал бы прелюдией к еще более чудесной ночи, после того как Анна уснула бы крепким сном.
Поднявшись в свои покои в западном крыле дома – в то время как Оливии, ее дочери и мисс Чайлдс были отведены комнаты в центральной части особняка, – Гаррик подошел к окну. Дождь лил не переставая. За долгие годы жизни на Барбадосе он успел забыть, какой дождливой и холодной бывает погода у него на родине, в Англии. Честно говоря, он не испытывал никакой ностальгии по дому. Но теперь его страстное желание поскорее вернуться на Барбадос странным образом куда-то пропало.
Впрочем, если вспомнить о его давней вражде с Арленом, мужем Оливии, может, ее стойкое сопротивление его чарам было к лучшему. Узнай Эшберн о том, что Гаррик наставил ему рога, Арлен непременно захотел бы вызвать его на дуэль. А убийство претило самой натуре де Вера.
Чувствуя сильнейшее внутреннее волнение, Гаррик осушил бокал с вином, потом налил еще.
Усиленно отгоняя мысли об Оливии, он добился того, что ее место в его воображении занял Лайонел. Само собой, от этого его настроение нисколько не улучшилось. Снова всколыхнулись мучительные воспоминания, причиняя ему невыносимую душевную боль. Черт возьми! Настанет ли когда-нибудь день, когда стихнет боль невосполнимой потери и его оставит горькое чувство собственной вины?
