Он тотчас стал целовать ее шею, плечи… Его руки заскользили вниз, к животу, потом еще ниже, к самому лону…
– Я хочу тебя, – хрипло прошептал он, и Оливия радостно выдохнула:
– Я хочу тебя тоже!..
Он рывком повернул ее к себе. В глазах его пылала первобытная страсть. Сорвав с плеч узкие кружевные бретельки, он стянул рубашку вниз и стал жадно целовать ее грудь, лаская соски пальцами и горячим влажным языком.
У Оливии закружилась голова, и она запустила руки в его волнистые волосы, принялась лихорадочно перебирать густые пряди, потом стала гладить его плечи и спину. Тем временем Гаррик продолжал осыпать все ее тело жаркими поцелуями. Оливия хотела было остановить его бесстыдные ласки, но противиться им не было сил.
Вскоре он уже стоял перед ней на коленях. Замерев на миг, он заглянул Оливии в глаза.
– Мне еще никогда не было так хорошо, – прошептала она, облизнув пересохшие губы.
– Мне тоже, – шепотом отозвался он и рывком стянул с нее рубашку; она упала на пол к ее ногам. Умелые пальцы осторожно раздвинули складки ее горячей плоти, язык проник в ее потаенные глубины…
– О Боже! – вырвался из ее груди вопль доселе не испытанного наслаждения. Она едва стояла на ногах.
Гаррик выпрямился и, крепко прижав ее к своему напряженному телу, прошептал в самое ухо:
– Пойдем в постель…
Усадив Оливию на край огромной кровати, он стащил с себя панталоны. Оливия глаз не могла оторвать от его восставшей плоти.
– Если ты будешь так смотреть, я долго не продержусь, – прошептал он, укладывая ее на спину и осторожно раздвигая ноги.
– Тут есть на что посмотреть, – забыв все условности, улыбнулась Оливия, и Гаррик удовлетворенно кивнул.
Встав на колени между ее раздвинутыми ногами, он легонько провел горячей плотью по внутренней стороне бедер, потом коснулся лона и уперся в самое чувствительное местечко, заставив Оливию стонать и извиваться.
– Скажи еще раз, что хочешь меня, – прохрипел он.
– Да… Да! Я хочу тебя, Гаррик! Хочу!
Его глаза затуманились, и он прошептал:
– Все, я больше не могу…
В следующую же секунду он резко вошел в нее, и Оливия застонала от сладкой муки. Она была глубоко потрясена тем, что близость с мужчиной может доставлять неземное блаженство. Они двигались ритмично, вместе, усиливая взаимное наслаждение, хотя прежде ее никто этому не учил. Повинуясь древнему инстинкту, она обхватила ногами его торс, и он еще глубже погрузился в нее. Достигнув пика наслаждения, она дико вскрикнула и чуть не потеряла сознание. В следующую секунду она услышала хриплый крик Гаррика, и животворящее семя оросило ее. Содрогнувшись всем телом, он обессиленно замер.
Чувствуя приятную тяжесть, Оливия не двигалась, а только ласково гладила его широкие плечи и спину. Так вот что такое настоящая страсть! Она закрыла глаза и мечтательно улыбнулась. Она была счастлива…
Откатившись наконец в сторону, он блаженно вздохнул и неожиданно произнес:
– Я готов всю ночь заниматься с тобой любовью.
Удивленная его словами, Оливия встрепенулась и увидела в его глазах нечто большее, чем просто вожделение. Это испугало и обрадовало ее одновременно. Неужели это… любовь? Настоящая любовь?..
– Надеюсь, у тебя нет возражений? – обезоруживающе улыбнулся он, отлично зная ответ.
Оливия хотела было уже ответить радостным согласием, как вдруг перед ее мысленным взором мелькнуло беспомощное лицо Анны, потом рассерженное – Арлена, потом удивленное и обиженное – Сьюзен, потом укоризненные лица четы Лейтонов… Боже!
Словно прочитав ее мысли, Гаррик ласково поцеловал ее в щеку.
– Ни о чем сейчас не думай, – нежно проговорил он.
Но судя по всему, и он в этот момент задумался о будущем.
Разбудил ее Гаррик. Сначала она почувствовала, как его пальцы осторожно откинули с ее лица прядь волос. Еще не проснувшись окончательно и не открыв глаза, она улыбнулась, ощутив рядом его присутствие. Душа ее пела от счастья…
Склонившись к уху любимой, он прошептал:
– Оливия, я должен идти. Прислуга, должно быть, уже на ногах.
Она стряхнула с себя остатки блаженного сна и открыла глаза.
Гаррик уже был одет. Вскочив с постели, она поспешно схватила свою ночную рубашку и спросила:
– Который сейчас час?
– Светает. Наверное, половина шестого, – ответил он, любуясь Оливией.
Надев рубашку и завернувшись в шаль, она хрипло выдавила:
– Теперь наверняка все узнают…
Обычно прислуга поднималась рано, в пять утра, чтобы приступить к бесконечной работе по дому.
– По всей видимости, так, – отозвался Гаррик.
Не такого ответа она ждала от него! Ей захотелось упрекнуть его в легкомыслии, но она тотчас вспомнила, что и сама была не прочь… На нее накатила волна горячей благодарности Гаррику за то, что он открыл ей настоящую радость физической любви, открыл в ней страстную женщину. Кроме того, она, кажется, впервые в жизни по-настоящему влюбилась!.. Последняя мысль ее не на шутку испугала.
– Поторопись, и, возможно, тебе удастся вернуться в свою спальню незамеченным, – поспешно выдохнула она. – А после завтрака мы с Анной и мисс Чайлдс, как и собирались, отправимся дальше.
– Хорошо, – коротко ответил Гаррик. – Когда мы увидимся снова?
Тот же вопрос вертелся и у нее на языке, но она ответила уклончиво:
– Не знаю… Наверное, мы оба сошли с ума… Надо ли возобновлять это безумие?
– Надо, – прервал он ее неуверенный монолог. – И ты сама это прекрасно понимаешь.
Красная от смущения, Оливия покачала головой и поспешно отвернулась. Подойдя к двери, она отперла ее, но открыть не успела. Тяжелая рука Гаррика властно легла ей на плечо.
– Я приеду к тебе в Эшбернэм сегодня же вечером и остановлюсь в деревенской гостинице. Когда твои домашние заснут, ты придешь ко мне, договорились?
Оливия замерла на месте. Ее парализовал страх перед мужем и тошнотворное чувство собственной вины.
– Значит, ты обманешь свою невесту, а я наставлю рога Арлену? Это и есть наше будущее? – горько прошептала она.
– Черт бы их всех побрал! – тихо выругался Гаррик и тут же развернул Оливию лицом к себе. Прижав ее к двери всем своим телом, он проговорил: – Я с самого начала знал, что у нас с тобой не флирт на одну ночь. Не сомневаюсь, ты тоже очень серьезно относишься к происходящему.
– Я и сама не знаю, как я к этому отношусь, – всхлипнула Оливия.
Он вздрогнул словно от удара, и его лицо исказила гримаса боли и удивления.
