А если глазастый Натанзон действительно увидел именно такой танк и ему не померещилось от испуга или с голодухи, спрашивается – чего это новый и секретный по тем временам, только что запущенный в производство английский танк делает в этой весьма далекой от направлений главных ударов финской дыре? На кой ляд он тут вообще нужен? Допустим, закопанный по башню на «линии Маннергейма», такой танк был бы куда полезнее, хотя в ходе прорыва сей линии его очень быстро превратили бы в хлам; там и от дотов стоимостью в миллионы финских марок оставались груды щебенки пополам с арматурой после расстрела прямой наводкой «карельскими скульпторами» (то есть артиллерией калибра 152—305-мм), попадания крупных авиабомб или подрыва на крыше пары-тройки центнеров взрывчатки…
Тогда что все это значит? Испытания потенциальных боевых возможностей новейшего танка конкретно против бронетанковой техники потенциального противника в экстремальных условиях севера? Допустим, от военных всегда можно ожидать чего угодно, а в особенности – от британских (понятие «британский военный» вообще сродни «британскому ученому»). Может, решили вдруг провести подобные «комплексные» испытания (параллельно с опробованием в зимних условиях ПТР и стрелкового оружия)? В принципе, логично – ведь они же как раз готовились к отправке в Финляндию своего экспедиционного корпуса. Если кто не помнит – те англо-французские войска (куда до кучи включили еще и горную бригаду из недобитых немцами поляков), которые весной 1940 года приплыли в Норвегию, изначально предназначались для борьбы отнюдь не против немцев. Просто они, как обычно, опоздали. Прозаседались, исписали излишне много бумажек, слишком долго шили теплое белье, не смогли договориться со шведами и норвежцами о «транзите» и прочее, а в итоге были готовы поднимать якоря лишь в апреле, и это при том, что Зимняя война закончилась 13 марта 1940 г.! Впрочем, подготовились они все равно плохо, поскольку и Норвежская кампания была все равно необратимо просрана ими. Как, впрочем, и все остальное, что британцы делали в начале Второй мировой, от Дюнкерка до Сингапура.
В принципе, подобные испытания вполне могли иметь место, а мы там у себя, в будущем, ничего не знаем о них только потому, что их тогда никто просто не заметил – ну кого заинтересует один танк и десяток ПТР в масштабах шедшей тогда войны, когда на этом участке фронта погибали целые бригады и дивизии? При таком раскладе англичане со своей «Матильдой» – это просто тьфу и растереть.
Куда интереснее другое – как они умудрились доставить «Матильду» в эту глушь? Не своим же ходом гнали? Танк довольно тяжелый, тихоходный, с маленьким запасом хода и неважной проходимостью. Тогда, выходит, все-таки привезли на железнодорожной платформе, скажем, из какого-нибудь порта? Спрашивается – а где у финнов в те времена была ближайшая от этого места железная дорога? Вот тут в моих знаниях обозначился пробел, поскольку самые старые карты Финляндии и Карелии, с которыми я имел дело накануне попадания сюда, относились к началу 1950-х гг., и по ним выходило, что от ближайшей железнодорожной ветки, Иматра-Савонлинна, до этих лесов и озер было где-то с полсотни километров. Но я точно не знал, существовал ли в природе этот участок железной дороги в 1940 году? Мало ли – может, его уже потом построили?
Так что на вопрос, зачем здесь нужен этот танк, еще можно было ответить. А вот для того, чтобы ответить на другие связанные с этим эпизодом вопросы, типа «как?» и «сколько?», следовало кое-что проверить. Если наш дорогой сапер не наврал – выходил довольно интересный исторический казус. Получается, англичане тогда влезли в Зимнюю войну даже глубже, чем у нас, обычно принято думать?
И еще – наличие на фронте конкретно против странной, собранной из кого попало части, командование которой я сегодня вынужденно принял, этой самой «Матильды» автоматически создавало нешуточные проблемы. Любую потенциальную опасность надо устранять, но, спрашивается, – как именно? Из 45-мм танковой пушки эту «леди» точно не возьмешь, 76-мм «полковушкой», даже если для нее есть бронебойные снаряды (что маловероятно для этой войны) – тоже. Гранат у них, как сами признались, – нет, ни противотанковых, никаких. Выходит, что единственный реальный вариант – подобраться к «Матильде» сзади с бутылкой бензина, в стиле 28 панфиловцев, которые пока еще явно ни сном ни духом о своем предстоящем геройстве? Ну да, так они к себе поджигателя и подпустят, даже учитывая, что мы в лесу… И вообще, если честно, если бы у здешних финнов было чуть больше ума (или если бы хозяева танка, то есть англичане, подчинялись им), они, пустив в атаку на местный «вагенбург» эту единственную, «Матильду» при поддержке пары взводов автоматчиков, могли бы ликвидировать этот «котел» за час. Почему они этого до сих пор не сделали – отдельный вопрос. Небось, как обычно, у каждого свой штаб, свои генералы, свои резоны и свои приказы. А вероятнее, что все еще проще. У тогдашних финнов (нынешние, по-моему, в этом смысле нисколько не изменились) с их психологией мелких побирушек наверняка не было никакого желания портить дорогостоящее оружие, транспорт и боевую технику. Поэтому им куда выгоднее было ждать, пока зажатые в «котлах» «красные» сами передохнут от голода и холода или плюнут на присягу и сдадутся, после чего можно с чистой совестью собирать, подсчитывать и ремонтировать доставшиеся трофеи. Именно так наши соседи из-за северной межи в ту войну и поступали, без труда набрав для своих ВВС десятка три вполне исправных советских самолетов, а наших трофейных танков им тогда хватило на формирование целой бригады.
Когда саперы вышли из фургона, я встал из-за стола и начал надевать шинель. Потом достал из вещмешка маскхалат, развернул его и натянул поверх шинели. Товарищи младшие командиры молча смотрели на эти мои манипуляции. По крайней мере, я сначала подумал именно так. Однако уже спустя минуту я понял – вовсе не на меня они таращатся, а на пачки идеологически выдержанных папирос «Перекоп», которые увидели в моем мешке.
– Курите, товарищи, – тут же предложил я им, выложив на стол одну пачку папирос. Сразу же возникло радостное оживление, и, пока я подпоясывался, надевал на шею бинокль и завязывал мешок, младший комсостав быстро и энергично (и, как я успел понять – вполне себе по справедливости) делил папиросы. Несколько штук взяла даже военфельдшер Феофилова. Хотя, что тут удивительного – до драконовских запретов на курение и страшных картинок на сигаретных пачках было еще ой как долго.
– Значится так, товарищи, – сказал я, надев ушанку и поднимая со стола ППД. – На этом наш «военный совет» я считаю законченным. Если хотите, можете сочинить задним числом какую-нибудь официальную бумагу о том, что с такого-то числа и часа я принял командование вашим «сводным отрядом». Разумеется, я все подпишу. Или нет желающих?
После этих слов я внимательно посмотрел на них. Нет, вроде бы среди них не было фанатичных писарчуков-канцеляристов. Видимо, здесь правильно понимали насчет того, что любая писанина в условиях, когда чернила замерзают на хрен, а любая бумага идет исключительно на раскурку или в нужник, представляется исключительно вредной вещью. Похоже, они правильно рассудили, что сначала все-таки надо выбраться из этого дерьма живыми, а уж потом придумывать отмазки и оправдания.