Мертвые, похороненные на вершине этой горы, но в тысяче миль от родных мест, конечно, знали.
Были эти дети украдены или не были, только Джолли больше уж не расставался с тем джутовым мешком. И с тех пор нас постоянно преследовали запахи: запахи толокнянки и шалфея, невероятно яркий запах какой-то приправы из листьев, который Джолли помнил с детства, запах растения, древнее арабское название которого последовало за ним сперва в Испанию, а из Испании – в эти пустынные места, на пропеченную солнцем столовую гору, в другое полушарие, где это растение таинственным образом ухитрилось прижиться, зацвести и позвать душу Джолли домой.
На обратном пути мы попросту спустили проклятую полевую кухню вместе с мельницей в сухое русло какой-то реки и оставили там лежать в красной глине и креозоте, пока ее не найдет какой-нибудь случайный путник, нуждающийся в кукурузной муке грубого помола.
* * *
Все попытки Джорджа заставить нас обогнать передовой отряд, оказались тщетны. Когда мы подошли к небольшому городку Бахадо, Нед Бил со своей группой, вырвавшись вперед, уже успел и лагерь разбить, и усесться отдыхать в тени мескитового дерева. Мы нагнали их ближе к вечеру, издалека услышав звук караульного рожка. Сперва мы рассредоточились, чтобы не мешать людям, расположившимся на отдых, а потом в прежнем походном порядке прошли чуть дальше по обширной llano, пока не достигли реки Оро, вода в которой на вкус оказалась ощутимо солоноватой.
После этого мы уж больше от передового отряда не отставали и вместе с ним прокладывали путь на запад по каменистой сухой земле, покрытой красными скалами, поднимаясь все выше в горы с поросшими густым лесом вершинами. Через неделю, миновав развилку Девилс-Форк и горную гряду Сан-Франциско, мы вышли на бескрайние пустоши, покрытые желтой травой и окаменевшими деревьями, которые затем сменились пустыней, заросшей кактусами, словно танцующими под ветром. Все ручьи и речки, мимо которых мы проходили, совершенно пересохли, и нам не удалось достать ни капли воды, пока мы не набрели на безымянную речушку, в которой оказалось вполне достаточно воды, что так и осталась загадкой даже для Джорджа. Над рекой даже днем в небе висела бледная луна.
Мы почти закончили ставить палатки, когда на горизонте вдруг появилась некая движущаяся точка или клякса. Для всадника на лошади она была, пожалуй, маловата, но неуклонно приближалась к нам, как бы пробиваясь сквозь пучки закатных лучей и отклоняясь то вправо, то влево. Наконец этот непонятный объект обрел конкретную форму и оказался девочкой или юной девушкой, одетой в такие лохмотья, что ее с трудом можно было вообще счесть одетой. Она еле брела, спотыкаясь и пошатываясь, и выглядела совершенно измученной.
Когда к нам подъехал Нед Бил, Джордж уже успел завернуть девушку в одеяло и дал ей напиться. Потом они отошли в сторонку и стали решать, сколько воды разрешить выпить это несчастной. К этому времени она успела опустошить целый бурдюк и хотела еще, а Джордж, указывая на ее вздувшийся живот, все уговаривал ее: «Ты теперь подожди немного. Не то больно тебе будет».
Его уговоры довели девушку до слез, и она бросилась просить милости у Била. Говорила, что много дней шла пешком, надеясь выбраться к людям из той malpais, где застрял их обоз – два выдохшихся мула с повозками; там же с крайне малым запасом очень плохой воды осталась и вся ее семья.
– Где это? – спросил Бил.
Она указала на север.
Мы теперь находились уже так далеко от любых проезжих путей, что Бил просто не знал, как ему поступить. Нам, правда, было ясно, что несчастной девчонке надо помочь. Однако всех терзало нехорошее предчувствие: до сих пор мы испытывали в пути так мало неудач, что появление этой девушки представлялось чем-то вроде предупреждения – впереди опасная засада и бой, который способен всех нас опозорить. «Представьте только, какая честь для того храбреца, который сумеет украсть верблюдов, принадлежащих военному министерству», – буркнул Нед Бил. И, разумеется, каждый из нас еще со времен Индианолы представлял себе налет таких вот храбрецов. Но сейчас перед нами сидела измученная девчонка. Кто-то – скорее всего Джордж – уже успел ее «приодеть», обрядив в мужскую рубаху, которая была ей велика, и бриджи, которые были слишком длинны. Мрачная, покрытая пылью, она сидела возле Майды, одной рукой обнимая колено верблюдицы.
Что ж. Если у такой девчонки хватило мужества и везения, чтобы столько пройти по этой каменистой пустыне и добраться до нас, то как будут впредь относиться к Билу, если он все же не захочет отправить кого-то на помощь несчастным переселенцам?
– Ладно, пусть это будет некой незапланированной, но совершенно необходимой спасательной операцией, которая станет весьма увлекательным дополнением к хроникам нашего путешествия, – сказал Бил. И, с тоской глядя в густеющие сумерки, прибавил: – Жаль, что и я не могу с вами поехать.
* * *
К утру стало ясно, что девочка столько блуждала, прежде чем встретилась с нами, что ее вполне можно было и вовсе с собой не брать – она даже направление толком указать не сумела. У нее было круглое обветренное и обожженное солнцем лицо, а рот, пожалуй, мог быть и индейским, если бы его удалось как следует разглядеть – так сильно у нее потрескались и распухли губы. Она ехала впереди, а следом за ней ехал Шоу, которого присоединили к нашей группе в последнюю минуту, и Джолли, увидев это, тихо прорычал: «Ну, конечно, нельзя было доверить нам одним с этой девчонкой поехать!»
А Джорджу прямо-таки наслаждение доставляло это непредусмотренное приключение. Он быстро сориентировался и обнаружил проходы в густом кустарнике, которые проделала девочка, пытаясь добраться до людей, после чего мы действительно поехали прямо на север, поднимаясь все выше.
– Я что-то вообще ничего не узнаю! – то и дело в отчаянии восклицала она.
– Ты же, можно сказать, в бреду была, – объяснял ей Джордж. – Не волнуйся, ты все вспомнишь.
Мы ведь совсем не дали ей отдохнуть, и ничего удивительного, что вскоре она попросту начала соскальзывать с седла. Тогда Шоу привязал мула девушки к своему коню, а ее посадил перед собой в седло. Джолли это не понравилось. Он то и дело проезжал вперед, а потом возвращался обратно, бросая на Шоу нехорошие взгляды и подъезжая к нему совсем близко.
– Нет, ты только посмотри на него! – брюзжал он, точно какой-то старикашка из тех, что любят посплетничать, сидя на крылечке. – Зачем, интересно, ему понадобилось ее к себе в седло пересаживать? Чтобы все время ее обнимать?
Когда мы остановились у маленького ручейка, чтобы напиться и пополнить запасы воды, девчонка совсем расстроилась:
– Я в этом месте точно никогда не была!
– Да была ты здесь, была. – И Джордж показал ей проломы, оставленные в густом кустарнике, и следы, оставленные ею на земле. Он даже поставил на один из таких следов ее ногу, чтобы она убедилась, что след полностью совпадает с размером ее стопы. Свидетельства и впрямь были неопровержимые, но девушка по-прежнему ничего не могла вспомнить и даже немного поплакала. А потом сказала мне:
