И все же нашлось одно средство, способное заставить грилли отступать, бросая добычу…
Лич вытащил из поясной сумки старое огниво, высек искру. Исправно. Разобраться с монстрами проблем не составит. Если найдется лишнее масло, задача облегчится вдвойне. Впрочем, грилли и без масла неплохо горят. Вода их не спасает — эти монстры плавают ничуть не лучше камней-валунов.
А, значит, еще один заказ, завершится еще одной оплатой…
И далась ему эта оплата? Говорят, у мертвых не бывает страстей, привычек и привязанностей, но эти проклятые райсы каждый раз приносили с собой неясные сны, от которых в груди рождались странные волны невнятных эмоций, и Моа казалось, что там, под непроглядными слоями забвения, нет-нет, да проступят обрывки картин из его далекого прошлого. Что-то настоящее, правдивое, имеющее смысл, разорванное на куски, рассыпанное в мелкую мозаику. Настоящая жизнь, а не это снулое существование с четкими целями, но без конкретных смыслов.
Не вечная война.
И все же, у всех этих заманчивых, ядовитых в своей яркости грез о прошлой жизни была одна большая проблема. Они никак не складывались в одно целое.
* * *
Рассвет забрезжил над деревьями, а мертвяки так и не явились.
Даже близко не подошли. Как Моа ни вслушивался в лесные шорохи, как ни внюхивался в порывы ветра — никаких намеков на назойливых преследователей не обнаружилось. Куда делись? Отстали? Похоже на то. Хотя, странно — тогда, по полю за обезумевшим конем, они довольно резво бежали.
Има проснулась.
— Утро до-о-оброе! — зевнула она, потягиваясь. Пожаловалась. — Все кости себе на этих корнях отлежала. Есть охота! — Она полезла в седельную сумку за хлебом и сухим сыром. — Ты будешь?
Моа задумчиво посмотрел на хлеб.
— Дай попробовать немного.
— Попробовать? — удивилась девушка. — Так говоришь, будто я тебе какое-то заморское кушанье предлагаю? Это просто хлеб. Вот… — Она отломила щедрый кусок, протянула личу. — Все в порядке? — И тут ее осенила одна неприятная догадка. — Только не говори мне сейчас, что ты, как простые мертвяки, тоже людей ешь?
— Таким только самая низшая безмозглая нежить промышляет. Личи так не поступают. Мы питаемся тем же мясом, что и вы, живые люди, за одним лишь исключением — предпочитаем приготовленному сырое. Кроме того, мы едим гораздо реже вас, потому что нам не надо поддерживать в теле постоянное тепло. Плюс ко всему нас питает мощная магия некромантов.
— Вот как, — понимающе закивала Има и быстрым движением отдернула протянутую руку с хлебом. — Тогда тебе, наверное, нельзя это есть. Мало ли что? Вдруг, отравишься? У меня на дне сумки есть немного сушеного мяса. — Она порылась в запасах, достала коричневый тонкий ломтик. — Почему ты попросил хлеба, если в принципе таким не питаешься?
— Мне однажды приснилось, что я ем хлеб.
— Приснилось? Разве мертвые видят сны?
— Хочешь знать, зачем мне королевские райсы? — вопрос прозвучал в ответ на вопрос. — После них я вижу сны о своем прошлом. В предпоследнем мне привиделось, будто я ем хлеб.
— Понятно. А что было в последнем?
— В последнем… Нечто неопределенное. Эти сны не всегда разборчивы.
Да уж. Последний сон было действительно сложно истолковать. Моа виделась чужая — совершенно чужая! — земля. Лес внизу. Большие папоротники, такие же большие хвощи и какие-то причудливые деревья похожие на зеленые петушиные хвосты, приделанные к прямым стволам, чешуйчатым, как змеиные тела. И он шел по этому лесу… или плыл над ним. Нет, скорее все-таки шел, отчетливо ощущая, как катаются под кожей шары мышц, и шаги, подобные грому, отдаются эхом в далеких горах. А над лесом тянулся запах. Он был почти осязаем, почти видим. Пахло смертью, недавней, свежей, манящей. От чарующего аромата все внутри начинало трепетать, и рот набирался слюной. Ноги же сами несли вперед. Быстрее… Быстрее! И вот он — источник запаха — огромная гора еще теплой плоти…
Моа проснулся тогда в странном возбуждении с единственным желанием — срочно кого-то убить и сожрать. Первые несколько секунд эта мысль полностью владела им, но вскоре разум справился и загнал хищные желания в самые дальние глубины сознания. Следом пришло неприятное ощущение, что он чуть не сорвался, не опустился до уровня самого пустоголового, тупого, движимого инстинктами мертвяка.
Этот гнусный сон явно был не о прошлом Моа.
Или все же о прошлом? Но что за события тогда были в нем зашифрованы?
— В нем ты тоже что-то ел? — улыбнувшись, спросила Има.
— Да, — без утайки ответил лич.
То, что он сказал, было чистейшей правдой.
* * *
К полудню они были рядом с Подбережкой.
Свет заливал все вокруг, колыхалась под ветром трава, облака текли по небу белыми кружевными лентами. Близился день Солнцестояния, и главное небесное светило все дольше задерживалось в зените. Теплое марево погожего дня нарушало лишь одно — монотонное ворчание, доносящееся из-за поворота дороги. Звук, похожий на рык собаки, то и дело сменялся неразборчивым подобием человеческой речи.
Картина, явившая вскоре взорам путников, была удручающей. На лесной прогалине — небольшой, поросшей низенькой травкой и цветами, поляне — стоял огромный валун, высотой больше человеческого роста. На его вершине сидел сморщенный старик в белой одежде. Его плешивую, покрытую пигментными пятнами, голову венчала высокая шапка священника. В руках незнакомец держал доску с нарисованными на ней женщиной и младенцем. Персонажи картины застыли в весьма странных позах — женщина поднимала младенца на вытянутых руках, воздев над головой с таким видом, будто хотела с размаху швырнуть его о землю…
… а вокруг камня, на котором прятался старик, кишели грилли.
Има, видевшая их прежде лишь на рисунках, брезгливо поморщилась:
— Ну и гадкие!
Твари, и вправду, были пренеприятными. Огромные головы, вполне себе человечьи, но жутко уродливые, держались на паре человечьих же ног. Пальцы здоровенных ступней заканчивались острыми когтями. Позади — сложно сказать на затылке, спине или заду, тела монстров, ведь, состояли из одной головы — из зарослей кудлатых волос, или шерсти, торчали длинные хвосты. У некоторых грилли хвосты были крысиными — голыми и розовыми. У некоторых — змеиными, в цветастой чешуе. У самого крупного монстра, наряженного в бордовую попону с глубоким, скрывающим лоб капюшоном, хвост и вовсе был фазаньим — черные и пестрые перья глянцево блестели в последних лучах стремительно уходящего в набегающие тучи солнца. Пока Има успокаивала перепуганного Браслета, Моа успел насчитать десять чудищ. Эх, жаль, магию не использовать…
Лич достал огниво. Поинтересовался у спутницы:
— Сможешь раздуть огонь?
— Попробую, — кивнула девушка. — Дома, с очагом, у меня это неплохо выходило.
