— Тогда давай.
Моа высек пламя над Иминой ладонью, а девушка легким движением сдула его в сторону грилли, вырастив из искры огненный шар с тыкву размером. Шар угодил на макушку ближайшему чудищу и подпалил спутанную шерсть. Воздух наполнился вонью грязных паленых волос и рассерженным бурчанием.
Потеряв интерес к старику на камне, страшилища всей толпой развернулись к личу и девушке. Десять носов свирепо раздули ноздри. Десять пар блеклых глаз угрожающе расширили зрачки. Десять ртов недовольно растянулись в кривом оскале. Грилли, на башке у которого уже вовсю полыхало пламя, сперва не мог понять, что произошло. Чуть позже, когда огонь, испепелив шерсть, начал прожигать толстую кожу, монстр принялся крутиться вокруг свой оси и раздраженно бормотать.
— Кажется, они не поняли намека, — посетовала Има.
— Давай подпалим еще одного.
Лич высек новую искру. Девушка, раздув ее в шар, запустила огнем в самую гущу тварей. В этот раз загорелись сразу двое. Один хорошо полыхнул, а второй, неохватную башку которого укрывала попона, лишь задымился. В своре началась толкотня и паника. Пятеро монстров, включая двух горящих, хрюкая и ворча, поспешили убраться с поляны. Вторая половина, во главе с тлеющим фазанохвостым вожаком, ринулась в бой.
— Не ушли, — сквозь зубы прорычал Моа. — У тебя сила еще осталась?
— Осталась.
— Тогда давай все, что есть, на того, лохматого.
Лич указал на заросшего бурой шерстью монстра — самого волосатого из компании. Спустя секунду косматый гигант вспыхнул, словно живой факел и закружился вокруг своей оси, поджигая соседей. Это окончательно лишило грилли боевого духа. Теперь отступили все, кроме одного. Тлеющий вожак заворчал и сердито выругался то ли на назойливых противников, то ли на паникующих подчиненных. В его гневной тираде отчетливо проступили вполне человеческие сквернословия.
— Сам такой! — зачем-то крикнула ему в ответ Има и, подхватив с земли камень, метко запустила врагу в глаз.
Вожака грилли это только разозлило. Он продолжил напирать в одиночку. Присоединился к сородичам, лишь когда Моа вынул меч и несколько раз прицельно ударил чудищу по глазам. Клейма блеснули, ослепляя врага и окончательно его отгоняя.
Смирившись с поражением, вожак разочаровано забормотал, развернулся и бросился следом за остальными. Теперь более удачливая часть своры, громко топая, продиралась сквозь подлесок, ломала кусты и чадила вонючим дымом. Те же, кому повезло меньше, катались по траве, пытаясь сбить с себя огонь.
И им повезло.
Погода, испортившись окончательно, подарила чудищам спасительный дождь. Он погасил пламя, и последние грилли, дымясь и ругаясь на неведомом языке, уковыляли в кусты.
— Ох, юные друзья мои, — раздался с вершины камня скрипучий голос, — совсем не стоило так рисковать ради вашего покорного слуги.
— Обычно грилли не охотятся на живую добычу, но для вас, похоже, хотели сделать исключение, — скептически отозвался Моа.
— Благословенный камень и милость святой Энолы уберегли меня от смерти, — спасенный улыбнулся щербатым ртом и не по-стариковски ловко соскользнул по намокшему боку валуна вниз.
— Вам повезло, — сухо заметил лич. — Эти грилли — далеко не тугодумы, быстро сообразили, что надо сбивать с себя огонь. Они и камень расшатать, чтобы сбросить вас вниз, в конце концов додумались бы. Десятерым здоровенным тварям провернуть такое вполне под силу.
— Святая Энола знает, кому и когда дарить забвение. Сегодня она сочла, что мое время на этой бренной земле еще не подошло к концу, — не согласился священник.
С этими словами он поднял свою расписанную доску, демонстрируя изображение личу и его спутнице. Моа чуть заметно скривился — слишком много развелось за последнее время сомнительных культов в Пограничье и окрестностях Мортелунда. Има с интересом рассмотрела картину и не оставила нового знакомого без вопросов:
— Почему эта дама хочет бросить своего ребенка оземь? Разве это не жестоко?
— Не оземь, а на людей. Потому что святое Дитя — есть наказание человечества за грехи. Дитя — есть всеобщая погибель, мгновенная и абсолютная.
— Как-то не очень хорошо все это звучит… — Има с сомнением почесала затылок.
— Ах, девочка моя, чтобы понять великую благость деяний святой Энолы, нужно долго учиться и набираться мудрости. Ты хотела бы обрести мудрость?
— Спасибо, как-нибудь обойдусь, — тут же открестилась от предложения девушка, предусмотрительно отступая поближе к личу. Однако любопытство пересилило, и Има задала новый вопрос. — А почему у этой вашей святой круглая прозрачная штука на голове нарисована? Для чего она?
— Чтобы дышать, — прозвучало в ответ. — Стеклянная сфера, наполненная чистым воздухом, будет на челе святой Энолы, когда она поднимется на небывалую высоту, гораздо выше горных вершин и даже облаков, туда, где дышать будет совсем нечем, и сбросит свое Дитя вниз, чтобы обрушить божественный гнев на людей…
— Понятно, можете не продолжать.
Има с надеждой взглянула на лича, полагая, что ему удастся перевести тему на что-то более полезное.
— Эти грилли нападают на деревню? — поинтересовался Моа, пристально глядя на священника.
— Да, они, — невнятно ответил тот, — но я не думаю, что в их нападениях есть что-то страшное. Они лишь наказывают людей за их грязные деяния, как и святая Энола.
— Значит, мы правильно идем, — резюмировал лич.
Поймав за повод отбежавшего от места боя коня, он взглянул на Иму, предлагая продолжить путь. Подслеповатый старик, наконец, разобрался, кто перед ним, и искренне ужаснулся.
— Вам-то зачем в деревню? Вы, как я вижу, вовсе не посланник милостивых святых? А созданиям, проклятым тьмой, не стоит…
— Он, вообще-то, пришел, чтобы помочь жителям, — грубо перебила священника Има. — Мы вместе пришли.
Сказав это, девушка последовала за личем с невероятно рассерженным видом.
* * *
Весь путь до Подбережки Има корила себя за лишнее любопытство.
— И надо было мне расспросить его про эту противную Энолу? Теперь только настроение испортилось. Она же злая! Хочет убить всех людей… своим ребенком… cброшенным с небес… Кошмар какой-то! Как можно поклоняться такой злобной святой?
— Не бери в голову. У большинства местных святых подобные замашки, — успокоил ее Моа. — Это же Пограничье. Здесь чего только не встретишь.
— Этот священник — весьма неприятный старикашка…
— Обычный. Не трать свою ярость зря, она тебе еще в бою пригодится. Оставь для грилли хотя бы немного.
Има вздохнула, уперлась в землю взглядом.
— Наверное, ты прав. Но меня просто возмутили его последние слова. Он назвал тебя проклятым тьмой… созданием…
