…а потом гигантские челюсти раскрылись из мрака. Заиграли матовые блики на частоколе огромных зубов. Наконец-то Има увидела их воочию — ладонь и еще вытянутые пальцы в длину! Сомкнулся живой капкан на башке вожака. Тяжелого грилли — все же это далеко не мелкая тварь! — как былинку оторвало от земли и унесло в смертоносную высь. Потом, судя по возне и рычанию, пойманного фазанохвостого отволокли в сторону. Там звуки борьбы завершились громким костяным хрустом.
Этот звук прозвучал финальным аккордом к неравной схватке.
После него все грилли разом замерли, где стояли. Они будто перестали замечать и лича, и девушку. Казалось, что незримый кукловод отпустил нити марионеток, разом прекратив кровавый спектакль.
Остановился и лич. Он ждал, и обезглавленная свора ждала. Тогда Моа в очередной раз замахнулся на монстров своим сияющим мечом — бой измотал Иму, и пламя на клинке заметно ослабло.
Грилли очнулись от ступора, топоча и фыркая, кинулись врассыпную.
Девушка и лич быстро остались одни.
И никого вокруг! Вот только кишели, куда ни брось взгляд, ненасытные злые чудовища, и уже тишина. Просыпаются на небосклоне тусклые звезды, а вдали, на тропе, за деревьями, вереницей текут к старой хижине желтые огни.
Это крестьяне, спохватившись, явились на подмогу.
* * *
Когда рассвело, они вернулись к хижине.
Моа с тремя заработанными монетами и Има с альбомом, зажатым подмышкой. Конь и вещи остались в гостевом доме. Личу заплатили, но он не торопился уезжать, не удостоверившись, что грилли разбежались окончательно и больше в Подбережку не придут.
Днем и тропа, и поляна, и кучка бревен — все, что осталось от постройки под скалой — выглядело вполне мирно. Часть обрушившихся стен была разобрана — это жители вынимали из-под завала свалившегося в подвал пастора. Несмотря на старческую немощность, он отделался парой царапин, в остальном же ощущал себя превосходно. Радоваться тут было не чему — сообщника грилли ждал суровый общедеревенский суд, который не сулил Илаю никаких радужных перспектив.
— Давай поищем пернатого, — предложила Има, когда они с Моа оказались на месте ночной битвы. Земля вокруг чернела, вытоптанная множеством ног. — Хочу взглянуть на него повнимательнее… Ты видел прежде, чтобы эти твари говорили?
— Нет. Они не способны.
— Но вожак же общался с нами? Он был разумен! Почему, как думаешь?
— Магия.
— Ты встречал такую магию прежде?
Опять это «прежде». Прежде, как показывала практика, Моа много всякого встречал, но вот вспомнить где и при каких условиях — такого не выходило никогда. Если снова обратиться к логике, все получалось весьма однозначно — он маг, значит, учился где-то этому нелегкому ремеслу. Там, где учился, все необъяснимые знания и постиг. В Мортелунде? Вряд ли. Все мертвые и живые колдуны обычно приходили туда наниматься на службу уже подготовленными. Местного населения в темных землях проживало мало — кто захочет ютиться на земле, переполненной ожившими трупами? И все же, мирные людские селения прорастали даже в таких неприветливых и жутких местах. Армия Мортелунда хоть и была неприхотливее любой другой, некоторого обслуживания все же требовала…
Моа ответил:
— Такую — нет. Это что-то очень могущественное — не сиюминутное заклятие, а устойчивое и долгосрочное, способное обернуть одну сущность в нечто совершенно иное. Нарушить законы мироздания. Говорят, на подобное были способны лишь древние духи, ну, или очень способные чародеи.
— Кто говорит? — последовал закономерный вопрос.
И Моа ответил, следуя привычному принципу:
— Книги.
Кто ж еще мог упомнить о том, как там жили и колдовали духи, потерявшие материальный облик тысячелетия назад? Про них сейчас-то никто почти и не помнит. Так что — точно! — в каких-то старинных книгах Моа все это, наверняка, и вычитал. Все просто. Все сходится. А иначе и не может быть.
— Эх, мне б такие книги, — мечтательно протянула Има, направляясь за ближайшие кусты.
Там фазанохвостый и обнаружился. Он валялся на боку, в луже густой, как смола, крови. Его голова — Моа уже наблюдал такое — была прокушена. Словно исполинский щелкунчик разгрыз большой орех…
Има подобрала с земли большую палку и принялась тыкать в останки чудища, пытаясь скинуть с него капюшон.
— Что ты делаешь? — поинтересовался лич.
— Хочу разглядеть его повнимательнее. Тебе разве не интересно? — ответила с азартом. — Хочу посмотреть, чем он так свистел.
— Ну, давай взглянем.
Меч Моа легко вспорол плотную ткань. На темени (или все же спине?) и на висках грилли густая шерсть (или волосы?) была выбрита полосами. По этим полосам, как по строкам, располагались круглые дыры, похожие на отверстия флейты.
— Ого! Настоящий музыкальный инструмент, — восхитилась Има. — Так вот откуда такие трели. — Она достала свой альбом, раскрыла его на странице с уже начатым изображением грилли, дорисовала дыры в голове и фазаний хвост. — Как? Похоже? — показала результат трудов личу.
Рисунок действительно был хорош, с чем Моа и согласился:
— Да.
— Хочешь, другие покажу? — Девушка, не дожидаясь, перелистнула страницу. Со следующей глянул зубастый зверь, которого Има уже как-то рисовала костью на земле. Теперь он выглядел гораздо внушительнее и правдоподобнее. С копытами. — Интересно будет сравнить с настоящим, когда мы его, наконец, увидим воочию. А тут… — Еще одно перелистывание, новый портрет. На нем молодой человек с аристократически благородными чертами лица. — Как тебе, а?
Лич вгляделся в рисунок, не слишком понимая, какой реакции Има от него ждет — а она ждала, пребывала в неописуемом волнении, будто решалась сейчас ее судьба. И чем так важен этот портрет? Красиво, конечно, но…
— Кто это? — Сам собой напросился вопрос.
Имино лицо вытянулось, во взгляде мелькнуло разочарование. Ответ обескуражил:
— Это же ты.
— Я…
Моа всеми мыслями ушел в картинку. Как же так? Как он мог не учесть, что когда-то был не мертвым. С целым лицом.
Живым…
Девушка смутилась, решив, что чем-то задела спутника. Принялась оправдываться:
— Извини. Не нужно было тебе показывать, чего я тут нафантазировала. Наверное, с моей стороны это было нетактично… Дорисовывать твое лицо… Изображать тебя таким…
Она захлопнула альбом и быстро убрала его запазуху.
— Все нормально, — успокоил ее Моа. — Просто непривычно видеть себя целым. Рисунок хороший, честно. Он мне понравился.
От похвалы Има моментально воспрянула.
— Ух! А я уж испугалась. Просто ранним утром, когда ты отдыхал, ракурс был таким удачным, что мне очень захотелось нарисовать тебя.
