Среди зрителей было много панков, и они по-прежнему жаждали крови, особенно после выступления Social Distortion. Мы вышли на сцену, загремела музыка, и первые тридцать секунд выступления превратились в чемпионат по плевкам между нами и первыми пятью рядами зрителей: фанаты Social Distortion плевались в нас, а мы плевались в них в ответ. Это было весело и незабываемо противно: помню, я подошел к Иззи, встал рядом с ним, и мы стали оплевывать людей внизу и получать плевки в ответ. Вот такой мы были группой, очень упрямой, поэтому, что бы ни делала любая толпа, мы всегда обращали это против нее. К концу выступления отвратительная слюнявая перестрелка стала даже забавной. Все закончилось тем, что мы с ног до головы покрылись зеленой мокротой, а на улице было жарко, да еще и я вышел без футболки, так что на солнце слюна у меня на теле нагрелась и стала вонять. Мне было все равно, я был непроницаем: в этот момент энергия выступления взяла верх.
В следующий раз, когда мы играли на «Стрит Син», концерт был не менее запоминающимся, но уже не поэтому. На этот раз мы выступали на разогреве у Poison, которые были хедлайнерами на одной из больших сцен. Тогда это был наш самый большой концерт, и мы готовы были буквально сдуть Poison со сцены. В итоге нам даже не пришлось этого делать: мы вышли и стали играть, а зрители словно с ума посходили – они взбирались на подмостки и раскачивали сцену в яростном возбуждении. К тому времени, как мы закончили, пожарные решили прекратить это безобразие. Помню, как увидел ребят из Poison, которые явились во всем своем блеске, но играть им не разрешили. Мне было даже приятно посмотреть, как они разоделись, а на сцену не вышли.
Ну да ладно. Вернемся к героину. За несколько недель после того, как я впервые попробовал героин с Иззи в розовой спальне девчонки из Фэрфакса, я по-настоящему увлекся. И я был твердо настроен наслаждаться фазой медового месяца.
Ивонна единственная, кто по-настоящему заботился о моем благополучии в тот момент, потому что была из другого мира. С ее точки зрения было легко заметить, что я совершаю неосторожную прогулку в бездну. Какое-то время наши отношения то возобновлялись, то прекращались, а однажды она позвонила мне и предложила встретиться за ланчем в «Мэлс» на бульваре Сансет. Я понял, что она что-то подозревает. За обедом она стала осторожно расспрашивать меня о том, где я живу, чем занимаюсь, с кем общаюсь. Дела у группы шли отлично, но в ее представлении мы по-прежнему были маленькой лос-анджелесской клубной группой, – она не видела того, что видел я. В то же время Ивонна достаточно хорошо знала меня и то, насколько я честолюбив, поэтому верила в меня, в мои планы. Чего она никак не могла понять, так это почему я не такой, как обычно, – и этот ответ был очевиден, но я не собирался ей говорить.
Помню, как Ивонна высадила меня на углу Кларк и Сансет, а я поднялся в квартиру к Вики, где по-прежнему ночевал на полу. Я даже не оглянулся, но чувствовал, что она провожает меня взглядом, словно зная, что что-то не так. Примерно через неделю она позвонила мне в квартиру Вики, что было уже чересчур. Ивонна сказала, что это очень важно, что у нее умер дедушка и она так расстроена, что ей просто необходимо со мной увидеться, просила меня прийти. Я был сострадательным бывшим парнем, так что мне не пришлось думать дважды – она меня забрала, и мы поехали к ней, по дороге разговаривая о недавно почившем дедушке.
По приезду было уже около шести вечера, и мы пошли к ней в спальню. Я занял свое обычное место в углу ее кровати, смотрел телевизор и слушал ее. Внезапно раздался звонок в дверь.
– Наверное, это моя мама, – сказала она и вышла из комнаты.
Прошло десять минут, и дверь снова открылась. Я увидел двух человек, которых не видел в одной комнате десять лет: своих родителей. Я напрягся.
Вошла Ивонна и стала кормить маму и папу своей интерпретацией того, что со мной происходит. Звучало все очень драматично. Во всяком случае, она напоминала рассказчика одного из антинаркотических фильмов, которые я видел в школе, или, по крайней мере, главную героиню специального дневного выпуска про наркотики, которая беспокоится за лучшую подружку, вышедшую из-под контроля. Мои родители слушали и внимательно смотрели на меня, пытаясь переварить происходящее. У меня самые либеральные родители в мире, так что, не увидев ничего криминального – оба глаза и все конечности у меня были на месте, да и сидел я вроде ровно, – они решили, что со мной все в порядке.
– Ну, – сказал отец, глядя мне прямо в глаза, – это правда? Ты употребляешь героин, как утверждает Ивонна?
Я не ответил ни отрицательно, ни утвердительно. Я был под кайфом, но скрывал это как мог, так что видимых доказательств обвинениям Ивонны не было, – по крайней мере, мне так казалось.
– Здорово видеть вас вместе в одной комнате, – сказал я с ухмылкой. – Давненько такого не было.
Я подошел и поцеловал маму, и тут общее настроение изменилось. Внезапно стратегическое вмешательство Ивонны превратилось в семейное воссоединение. Я почувствовал, как она кипит от злости, когда мы с родителями стали общаться по-семейному. Пока они не ушли, я соблюдал приличия, но в ту же минуту, как за ними закрылась дверь, я попросил Ивонну отвезти меня домой. На полпути я передумал и попросил высадить меня у «Виски». За всю дорогу я не сказал ни слова. Я знал, что она желает мне добра, но после того дня мы еще долго не разговаривали.
Период, пока мы делали себе имя, был довольно напряженным, путь пришлось прокладывать сквозь толпу странных персонажей, ставших нашими поклонниками. В конце концов, мы нашли кое-кого, на кого можно было положиться, по имени Бриджит. Она очень походила на Вики Гамильтон, но с карманами пошире. Бриджит хотела подписать с нами контракт, но мы никогда ничего не подписывали, так что она просто довольствовалась тем, что «работает с нами». Бриджит была менеджером группы под названием Jetboy из Сан-Франциско, довольно популярной в клубах, так что мы арендовали фургон и поехали выступать у них на разогреве. Мы несколько дней жили в их доме и получили представление о том, как работает настоящая группа, у которой есть собственная квартира и техник. Они постоянно давали концерты, и, несмотря на то что нам не очень нравилась их музыка, мы уважали их профессионализм.
Самым крутым парнем в группе был басист Тодд Крю, ставший одним из моих лучших друзей и другом нашей группы на многие годы – часто к огорчению своих собственных коллег. У Тодда был самый крутой стиль: он был выше ста восьмидесяти и носил длинные растрепанные каштановые волосы. На лице у него застыло выражение вечного недоумения, на обеих руках были татуировки в полный рукав, и он всегда надевал что-то вроде кожаного жилета без рукавов, дырявых синих джинсов, заправленных в потрепанные ковбойские сапоги, и брал сигарету в зубы. Тодд отличался от остальных музыкантов группы, потому что был классическим рок-н-ролльщиком, а они – типичными гламурными позерами. Правда, у вокалиста был зеленый ирокез, благодаря чему они выглядели меньшими позерами, чем Poison.
Поездка прошла отлично. Концерт в клубе под названием «Стоун» мы отыграли здорово, а сосед Тодда коллекционировал рептилий, так что мне было очень интересно с ним пообщаться. Я по-настоящему завидовал его коллекции: у него были змеи, куча экзотических варанов и множество крокодилов. За эту поездку мы поняли, чего можно достичь на местном уровне, и увидели, что это нам вполне под силу.
