– Эй. Ты уходишь? Есть у них свободная кровать?
Дэвис что-то говорит человеку, но Белтран игнорирует обоих. Он надеется, что идти до церкви недолго. Приятное чувство дезориентации, которое он ощущал всего мгновение назад, сменяется тревогой. Здания кажутся слишком безликими, все их фасады – чуждыми. Он глядит в небо – и там, в грозовых облаках, находит что-то привычное.
Наползавшие тучи и холодные порывы ветра, предшествующие грозе, делали прогулку до окраин приятнее. Дождь его не страшил, особенно в летние месяцы, когда грозы в Новом Орлеане были внезапны, сильны и мимолетны. Низкие серые облака скрывали вечернее небо, их массивные животы время от времени освещались огромными беззвучными вспышками молний. Кости Белтрана в такую погоду гудели, словно через них шел ток. Он вышел из темного района Тремэй в драгоценный блеск новоорлеанского Центрального делового района, где огни сияли даже когда здания были пусты. Откуда-то послышался звонок невидимого трамвая, несшегося по свободным от препятствий рельсам, как животное на полном скаку. Белтран зашагал вдоль рельсов, мимо банков и отелей, пока наконец не вышел на широкую улицу Сент-Чарльз-Авеню и не попал в нижний Садовый район. Разделительная полоса – лента травянистой земли, разбивавшая авеню на дороги, которые вели к центру и окраинам, – была здесь достаточно широка, чтобы вместить две трамвайные линии, идущие бок о бок. Давным-давно какой-то прекраснодушный городской планировщик посадил здесь пальмы. Через полмили они сменялись огромными местными дубами, которые видели посадку пальм и в конце концов станут свидетелями их кончины. Они стояли как древние боги, защищавшие Новый Орлеан от диких небес в вышине.
– Мы пришли, – говорит Рон, и Белтран останавливается рядом. Здесь нет деревьев. Здесь нет трамваев.
Баптистская церковь Троицы – всего лишь одна дверь в торговом ряду, зажатая между магазином христианской книги и агентством по временному трудоустройству. Стекло единственного ее окна замызганно и грязно; темно-красные занавески внутри задернуты, а на подоконнике навалены горы трупов мух и мотыльков. Рону требуется какое-то время, чтобы отпереть дверь. Потом он протягивает руку внутрь и включает свет.
– Мой кабинет сзади, – сообщает он. – Проходите.
Они идут через большое, широкое помещение, мимо рядов складных стульев, аккуратно расставленных перед кафедрой. Линолеум на полу немытый и за долгие годы истертый множеством резиновых подошв. Рон открывает фанерную дверь в задней стене комнаты и жестом приглашает спутника в свой тесный кабинет. Он садится за стол, который занимает бо́льшую часть кабинета, и предлагает Белтрану занять один из двух стульев, что стоят с другой стороны. Потом включает компьютер.
Пока тот загружается, он говорит:
– Мы выйдем в интернет и попробуем ее отыскать. Как вас зовут?
– Генри Белтран.
– Вы сказали, что она замужем. У нее все еще ваша фамилия?
– Э… Делакруа. Вот фамилия ее мужа.
Пальцы Дэвиса бьют по клавишам, и он придвигается ближе к экрану. Замирает, потом снова начинает печатать.
– Двадцать три года – это долгое время, – говорит он. – Сколько ей сейчас лет? Сорок?
– Сорок пять, – отвечает Белтран. – Ей сорок пять лет.
Он впервые сказал это вслух. Слова действуют как заклинание, пробуждая в памяти бездну лет, пролегшую между нынешним днем и последней их встречей, когда он сидел пьяный в баре, а Лайла в очередной раз пыталась спасти его жизнь.
«Папа? – сказала она. – Мы уезжаем. Еще четыре дня. Мы правда это делаем».
Тогда он повернулся к ней спиной. За барной стойкой был телевизор, и Белтран уставился в него взглядом. «Счастливого путешествия», – сказал он.
«Это не путешествие. Ты понимаешь? Мы туда переезжаем. Я уезжаю отсюда, папа».
«Ага, я знаю».
Она схватила его за плечи и развернула на стуле так, что ему пришлось посмотреть на нее. «Папа, пожалуйста».
Секунду он смотрел на нее, вычленяя ее лицо из расползавшегося мира. Он был так пьян. Солнце еще не зашло, его свет просачивался сквозь пыльные окна бара. У нее в глазах начинали блестеть слезы. «Что, – сказал он. – Что. Что ты хочешь от меня?»
Дэвис испускает долгий вздох и откидывается на спинку кресла.
– Я нашел Сэма и Лайлу Делакруа. Знакомые имена?
Сердце Белтрана подскакивает.
– Это она. Лайла. Это она.
Дэвис записывает адрес и номер телефона на бумаге для заметок и передает ее Белтрану.
– Похоже, сегодня ваш счастливый вечер, – говорит он, хотя тон у него блеклый.
Белтран смотрит на номер у него в руке со слабой, недоверчивой улыбкой.
– Ты наберешь ее для меня?
Дэвис откидывается в кресле и улыбается:
– Что, прямо сейчас? Уже почти полночь, мистер Белтран. Вы не можете сейчас ей звонить. Она будет спать.
Белтран кивает, впитывая это.
– Послушайте, я держу в кладовке матрас для тех случаев, когда не получается уйти домой. Я могу достать его для вас. Вы можете сегодня переночевать здесь.
Белтран снова кивает. Мысль о матрасе ошеломляет его, и он чувствует, как на глаза наворачиваются слезы. Его разум перескакивает в завтрашний день, к фантазиям о том, какими мягкими могут оказаться постели в доме Лайлы, если она позволит ему остаться. Он гадает, каково будет просыпаться поутру и чуять запах кофе и завтрака. Быть с кем-то, кто станет говорить ему добрые слова и будет рад его видеть. Когда-то он все это знал. Это было очень давно.
– У вас проблема, – замечает Дэвис.
Слова проталкиваются сквозь мечты Белтрана, и те исчезают. Он ждет, пока его горло разожмется, чтобы можно было заговорить. И говорит:
– Кажется, я одержим призраком.
Дэвис не сводит с него взгляда.
– Мне тоже так кажется, – отвечает он.
Белтран не может придумать, что еще сказать. Он машинально потирает грудь рукой. Он знает, что не может увидеться с дочерью, пока это с ним происходит.
– Однажды я тоже был одержим призраком, – тихо продолжает Дэвис. Он открывает ящик стола и достает пачку сигарет. Одну протягивает Белтрану, вторую берет себе. – Потом он меня покинул.
Белтран смотрит на него в благоговейной надежде, пока Дэвис медленно роется в карманах в поисках зажигалки.
– Как ты от него избавился?
Дэвис зажигает обе сигареты. Белтрану хочется вцепиться в него, но вместо этого он затягивается, и никотин попадает к нему в кровь. Вспышка эйфории прокатывается через него восхитительной энергетической волной.
– Я не хочу вам об этом рассказывать, – отвечает Дэвис. – Я хочу вам рассказать, почему вы должны его сохранить. И почему вам не стоит завтра видеться с дочерью.
