Антон вздохнул. Силы возвращались к нему.
– Ну, не молчи. Обижают?
– Меня обижает жизнь, – вздохнул он.
– В смысле? По голове бьют?
– По голове нет. Но образно – да.
– Ты не темни, – насторожился Петр Брониславович. – В смысле как – образно? Бьют или не бьют?
Антон завозился на полу.
– Образно – это в смысле любовь.
– Любовь! – Петр Брониславович фыркнул. – Что еще за любовь? И стихи поэтому?
– Да, да… Я влюблен. Не скажу в кого. Скорбно и безответно. Про это все мои стихи… Их много. И на рассказы я уже вдохновлен.
– Так. – Петр Брониславович поднялся на ноги. – Читал я твои стихи.
– Ой, правда? Из моего сборника? – Антоша тут же вскочил. – Вам понравилось? Помогли?
– Что – «помогли»? Ты мне своими стихами… – но тут Петр Брониславович понял, что нечего ему ребенка вводить в курс его личных проблем. – Короче, бросай это гнилое занятие. Учись лучше хорошо.
– Поэзия – не гнилое занятие! – тоненьким голосом вскрикнул Антон Мыльченко и гордо выпрямился. – Нет, нет и нет! Не брошу.
К этой паре уже весь класс с интересом присматривался. Все старались понять, о чем идет речь, а потому подходили все ближе и ближе.
– Эх, Мыльченко, что ж тебя в гуманитарный класс не взяли? – вздохнул Петр Брониславович. – Там поэзии, наверно, море, как раз самое тебе место. Сочинял бы там стихи на радость учителям… А то вот мучайся я теперь с тобой.
– А его учительница литературы отбраковала, – тут же встряла в разговор Даша Спиридонова, которая подобралась к ним ближе всех и настроилась подслушивать. – Сказала, что только через ее труп он к ней в гуманитарный класс попадет.
– Подслушивать нехорошо, Спиридонова, – заметил строго Петр Брониславович, – а ну-ка, давай четыре круга по залу приставным шагом! Руки на пояс! Вперед!
Даша поскакала с обиженным лицом, а все остальные тут же изобразили, что очень заняты: кто сразу мячом сосредоточенно об пол застучал, кто шнурки бросился завязывать. И никому, конечно, неинтересно было, о чем это Петр Брониславович так задушевно с Гуманоидом беседует.
– Ох, тяжело тебе, наверно, Антошка! – покачал головой Петр Брониславович. – И все равно. Любовь отставить, даже поэтическую. Мал еще. И стихи. Тем более предсмертные. Поэзию читать только по программе. А прежде чем всякие глупости рифмовать про ларек…
Тут Антон его перебил:
– Нет, Петр Брониславович, я так не буду! Ну что я могу поделать, если поэзия из меня выходит и на все темы жизненного пути распространяется?!
– Спортом занимайся, – твердо заявил Петр Брониславович. – Пока не научишься три раза на турнике подтягиваться, так и знай, не поставлю тебе положительную оценку в этой четверти. А все предыдущие твои трояки аннулирую по согласованию с директором. Я злой. Работай. Попроси вон Рындина, он тебя обучит. Видел, сколько раз он подтягивается?
– Ага…
– Вот. Равнение на него. Стыдно, стыдно перед девочками должно быть, что ты, как сосиска, на турнике без толку мотаешься!
С этими словами Петр Брониславович отошел от Мыльченко. А Антоша потрусил к Вите Рындину проситься в ученики по подтягиванию. Потому что знал, что Петр Брониславович любит, чтобы его команды исполняли немедленно.
Глава ХII
Подвопрос второго вопроса, связанный с первым вопросом
Петр Брониславович чувствовал, что ни часа не может прожить без Галины Гавриловны. Они вновь встречались с ней в парке, пили коктейли в «Музыкальной кошке», долго гуляли по центральным улицам. Но сделать предложение Петр Брониславович снова так и не решился. И дело, как он понял, было вовсе не в стихах Мыльченко, которые так некстати приходили ему на память. Все проблемы были в его собственной голове.
«Вдруг она откажет мне? – не переставал думать Петр Брониславович. – Это тебе, брат, не танец на детской дискотеке. Тут отказали – и насовсем. Или вдруг в моей квартире жить Галиночке не захочется? А у нее дома мама, потенциальная теща. Как мы все там будем? Или не надо мне этого совсем? Как бы это узнать, как узнать? И спросить-то не у кого».
И снова, как показалось Петру Брониславовичу, удача подвернулась ему. Оставалось только перехватить ее. Тем более что он приобрел для Галины Гавриловны замечательный подарок – золотой перстенек с маленьким изумрудом. И собирался подарить его… Но нужно было собраться с духом.
И судьба явно помогала ему…
А все дело было в том, что как раз сегодня в школу пришел лектор, которого вызвала администрация с целью просвещения учеников старших классов в вопросах семейной жизни. Зайдя в учительскую, Петр Брониславович услышал, что сейчас вместо урока химии одиннадцатый «А» класс ждет лекция. И правильно – решил Петр Брониславович, заметно приободрившись. Для младших учеников мясокомбинат, для старших – воспитательная лекция…
Учительницу химии ставил об этом в известность школьный завуч по воспитательной работе. Рядом с завучем топталась незнакомая женщина, которая прижимала к себе стопку книг и брошюр. Вот эту женщину-лектора и собрался перехватить Петр Брониславович.
«Я хитрый, – играя в кармане своих спортивных штанов маленькой коробочкой с подарочным золотым колечком, думал он, – я ее в свой класс с лекцией завлеку, и сам-то и послушаю. Главное, надо вопросы наметить. Такие, вроде как общие, а на самом деле свои собственные».
С честью отсидев все шесть уроков, седьмой «В» класс гурьбой повалил к выходу из кабинета литературы, когда в коридоре появился вдруг Петр Брониславович и заставил всех снова усесться за парты.
– Ребята, тихо, сейчас вы все должны остаться, – бодро начал он.
– Почему? – сразу раздались возмущенные голоса.
– Мы и так шесть уроков отсидели!
– Устали!
– Домой хотим!
– Кушать!
– Это вместо классного часа, который должен быть в четверг, – безапелляционно заявил Петр Брониславович, пропуская в кабинет скромную женщину с большим количеством книг и бумажек в руках. – Так что сидите и внимательно слушайте. Это очень полезно.
– А что будет? – спросил Мамед Батыров, с грохотом опуская свой рюкзак на стул.
– Лекция, – ответил Петр Брониславович и уже сам хотел садиться за заднюю парту, но вовремя увидел, что двое мальчишек все-таки выскользнули в коридор из кабинета литературы.
Пришлось Петру Брониславовичу идти возвращать их.
Женщина-лектор начала свой рассказ. Она не знала, нужно ли то, что она рассказывает, ученикам седьмого класса. Дети, вроде бы, слушали ее, но все больше устало лежали на партах, вздыхали и ждали окончания этой лекции. Если бы они знали, что им, бедным, приходится сидеть седьмой урок, в то время как ученикам старших классов лекция читалась вместо одного из уроков, они устроили бы восстание, не задумываясь.
