Поляки наступали на нас с армией первоначально исключительно из молодежи, которую целиком можно обработать, а теперь уже они взяли те возрасты, которые прошли войну гораздо более жестокую, теперь у них армия уже взрослых людей, – армия, которая состоит не из мальчишек, которых нельзя научить чему угодно. Поляки сейчас перешли ту грань, которую перешли в свое время Колчак и Деникин, грань, в которой была сначала максимальная победа, и грань, в которой обеспечено максимальное поражение. <…> Основная политика наша осталась та же. Мы пользуемся всякой возможностью перейти от обороны к наступлению. Мы уже надорвали Версальский договор и дорвем его при первом удобном случае. Сейчас же для избежания зимней кампании надо идти на уступки.
1877
Мы успехи одержали большие, и мы становимся на такую почву, когда с точки зрения экономической ясно, что база, основа, фундамент получается, если мы возьмем хлеб. С 1917—1918 гг. было заготовлено 30 миллионов пудов. На следующий год – 110.
Мы обеспечены теперь, потому что у нас свыше трехсот миллионов пудов хлеба, а может быть и до 360 миллионов пудов. Значит, в месяц от 25 до 30 миллионов пудов. Эти цифры превышают те голодные цифры, в которых мы бились в голодные годы. Это база, располагая которой мы не будем с таким ужасом смотреть на цветные бумажки, на те миллионы, сотни миллионов, миллиарды, которые приходится каждый день подписывать, и которые показывают, что эта база – игрушка – разорвана, что это остатки, обрывки совершенно старой буржуазной одежды.
А когда 260 миллионов пудов хлеба в год в руках государства, которое взяло их от крестьянства по разверстке и как определённое условие промышленных требований, то у нас есть база строительства, и тогда мы задачу правильного распределения решим совершенно свободно. <…>
Мы стремимся помочь России осуществить коммунистический строй, но чисто русскими силами обойтись не можем. Мы говорим, что революция может быть создана только усилиями передовых рабочих передовых стран.
На этот счет не было никогда тени сомнений ни у одного сознательного коммуниста. В этот переходный период, когда одна сторона, слабая, держится против всех остальных сторон, этот период будет периодом сложных, запутанных отношений. Мы можем быть спокойными, что не запутаемся, а запутаются другие, ибо мы уже доказали свою международную политику по отношению к малым державам. Тогда, конечно, мы будем существовать как разоренная империалистической войной социалистическая республика, имеющая невероятные богатства, которые мы в 10−15 лет разработать не сможем. Привлечь к этому иностранный капитал, платить только за то, что мы не можем их догнать, нашими богатствами, – это значит теперь обеспечить основу мирных отношений. <…> От этого мы наверно выиграем. Нам при международном положении придется ограничиться оборонительной позицией по отношению к Антанте, но несмотря на полную неудачу первого случая, наше первое поражение, мы ещё раз и ещё раз перейдем от оборонительной политики к наступательной, пока мы всех не разобьем до конца. <…> Отсюда вывод: если мы не научились после Деникина и Колчака устанавливать эту стену внутренней усталости, если состояние духа на одну треть сомнамбулическое, то мы должны сказать всякому политическому руководителю: благоволите подтвердить наши директивы и изменить. <…> А в общем можно сказать, что международная обстановка совершенно независимо от наших шагов в Польше рождает новую международную революцию и что итальянская революция получила новый размах. Если бы была ещё советская Польша, или советская Венгрия, было бы ещё лучше. Отнюдь не зарекаемся, что завтра не рискнём и за Венгрию. Я уверен, что конференция согласится с нами в этом отношении. Но мы скажем, что рискнём таким образом, что с каждым удвоенным шагом будем помнить, где остановиться. Будем рисковать, рассчитывая помочь Италии, к сожалению, сейчас это практически невозможно.
(22 сентября)
***
1878
В Советской России улучшения положения пролетариат не видал, а видал, наоборот, часто ухудшение. Это верно. Но надо разобраться в том, что, например, в Вене, где советского правительства нет, это ухудшение такое же, и вместе с ним нравственное унижение во сто раз большее. Но разобраться в этом масса не может. Понятно, что нас спрашивают: что же получили мы в течение двух лет?
(Речь на IX конференции РКП (б), 24 сентября)
Задачи союзов молодёжи (речь на III съезде РКСМ)
1879
Старая школа заявляла, что она хочет создать человека всесторонне образованного, что она учит наукам вообще. Мы знаем, что это было насквозь лживо, ибо всё общество было основано и держалось на разделении людей на классы, на эксплуататоров и угнетённых. Естественно, что вся старая школа, будучи целиком пропитана классовым духом, давала знания только детям буржуазии. Каждое слово её было подделано в интересах буржуазии. В этих школах молодое поколение рабочих и крестьян не столько воспитывали, сколько натаскивали в интересах той же буржуазии. Воспитывали их так, чтобы создавать для неё пригодных слуг, которые были бы способны давать ей прибыль и вместе с тем не тревожили бы её покоя и безделья. <…> Старая школа была школой учёбы, она заставляла людей усваивать массу ненужных, лишних, мёртвых знаний, которые забивали голову и превращали молодое поколение в подогнанных под общий ранжир чиновников.
1880
Мы не должны брать из старой школы того, когда память молодого человека обременяли безмерным количеством знаний, на девять десятых ненужных и на одну десятую искажённых, но это не значит, что мы можем ограничиться коммунистическими выводами и заучить только коммунистические лозунги. Этим коммунизма не создашь. Коммунистом стать можно лишь тогда, когда обогатишь свою память знанием всех тех богатств, которые выработало человечество. Нам не нужно зубрёжки, но нам нужно развить и усовершенствовать память каждого обучающегося знанием основных фактов, ибо коммунизм превратится в пустоту, превратится в пустую вывеску, коммунист будет только простым хвастуном, если не будут переработаны в его сознании все полученные знания. Вы должны не только усвоить их, но усвоить так, чтобы отнестись к ним критически, чтобы не загромождать своего ума тем хламом, который не нужен, а обогатить его знанием всех фактов, без которых не может быть современного образованного человека. Если коммунист вздумал бы хвастаться коммунизмом на основании полученных им готовых выводов, не производя серьезнейшей, труднейшей, большой работы, не разобравшись в фактах, к которым он обязан критически отнестись, такой коммунист был бы очень печален.
1881
Надо, чтобы всё дело воспитания, образования и учения современной молодёжи было воспитанием в ней коммунистической морали. Но существует ли коммунистическая мораль? Существует ли коммунистическая нравственность? Конечно, да. Часто представляют дело таким образом, что у нас нет своей морали, и очень часто буржуазия обвиняет нас в том, что мы, коммунисты, отрицаем всякую мораль. Это – способ подменять понятия, бросать песок и глаза рабочим и крестьянам. В каком смысле отрицаем мы мораль, отрицаем нравственность? В том смысле, в каком проповедовала её буржуазия, которая выводила эту нравственность из велений Бога. <…> Всякую такую нравственность, взятую из внечеловеческого, внеклассового понятия, мы отрицаем. Мы говорим, что это обман, что это надувательство и забивание умов рабочих и крестьян в интересах помещиков и капиталистов. Мы говорим, что наша нравственность подчинена вполне интересам классовой борьбы пролетариата. Наша нравственность выводится из интересов классовой борьбы пролетариата.
