— Останови машину!
Ее не слышат.
— Ты все портишь, — Элли падает на сиденье и засовывает таблетку за щеку. Ее голова запрокидывается, и Милдред видит цепочку засосов на шее. Эти засосы и сама шея отражаются в сбитом зеркале заднего вида. — Милли, давай же…
Она вдруг замолкает, чтобы икнуть. А икота вызывает новый приступ смеха, который Дейви обрывает долгим поцелуем.
Милдред тошнит.
А еще ей страшно.
— Останови машину, твою ж… — гнев и страх сменяются так быстро, что она сама не успевает за собственными чувствами. — Ты… козел!
Ее не слышат.
И не видят.
Эта парочка впереди занята друг другом.
— Останови! — истерический вопль Милдред тонет в грохоте. И мир переворачивается… мир крутится, что беличье колесо, перемалывая кости.
И в этом грохоте захлебывается визгливый крик Дейви.
— Тише, — ее выдергивают из этого недосна.
Ее прижимают к могучей груди и баюкают, гладя по плечам. Ей говорят что-то, вытаскивая из пустыни, в которой красное солнце падает в красные же пески.
— Спасибо, — ее хватает, чтобы сказать простое это слово. И отстраниться. Сесть. Пригладить волосы, которые растрепались. Волосы — в целом удобный предлог, чтобы дистанцироваться. А она, Милдред, держит людей на расстоянии.
Так ей сказал тот психолог, который проводил первое собеседование.
И второй тоже.
А на третьем она научилась отвечать на тесты правильно. Не так уж это и сложно. И да, она могла говорить обо всем, в том числе о своей травме, притворяясь открытой. Ей даже верили. Или делали вид, что верят.
— Кошмары?
— Обычно — нет. Наверное… просто он вернулся, — она вытащила зеркальце, убеждаясь, что макияж не поплыл, разве что тушь слегка размазалась. — И кошмары тоже. Ничего, справлюсь.
Лука кивнул.
И сцепил руки на груди. Закрывается? Хорошо.
— Я все пыталась понять, — толика искренности никому не вредила, зато помогала создать иллюзию доверительных отношений. Впрочем, Луке она доверяла.
Насколько это было возможно.
— Где он ее приметил. И приметил ли. Или это случайность? Я не знаю, ехал ли кто за нами. Меня в машинах вообще укачивало, а потом все понеслось и стало не до того… но шоссе там не сказать, чтобы оживленное. И если была машина, то… мы бы заметили? Или нет?
Лука пожал плечами.
— С точки зрения теории вероятности логичнее допустить, что он просто наткнулся на перевернутую машину. Возможно, даже думал оказать помощь, увидел Элли и решил воспользоваться ситуацией.
Она потерла переносицу.
— Не мог же он в самом деле рассчитывать, что случится авария, тем более такая. Или мог? Понимаю, что это все теории, но… не отпускает. Да и в остальном. Если вспомнить профиль жертв, то почему блондинки? Более того, не просто блондинки, они тоже бывают разными.
Стоило заговорить о деле, и кошмар отступил.
Нет, пустыня где-то шелестела. И в голосе ее слышался скулеж. Как ей сказали, Дейви умер далеко не сразу. И смерть его была в достаточной мере мучительна, чтобы Милдред его простила.
— Он выбирает достаточно изящных девушек. С тонкими чертами лица. Не слишком выраженных форм…
Кивок.
— Я пыталась найти что-то, что было бы связано с такой девушкой. Перебрала всех блондинок, с которыми однажды случалось несчастье… ничего. Но ведь фантазии возникают не на пустом месте.
Приподнятая бровь.
Ей не верят? Или скорее позволяют выговорится.
…там, в пустыне, Милдред очнулась. В раскаленной машине, перекрученной, искореженной. Она не поняла, где находится, а поняв, закричала.
А потом увидела Дейви, которого методично объедал огромный стервятник, и захлебнулась криком. Птица повернула голову к Милдред и издала тонкий мерзкий звук.
— Я изучала многих… подобных Чучельнику. Не все, но очень многие, в детстве подвергались насилию.
— Сейчас заплачу.
— Не стоит. Дело в том, что их фантазии, их больное воображение зацикливается на каком-то эпизоде из этого детства, который они вынуждены переживать вновь и вновь. И переживая, они словно получают возможность что-то изменить там. Правда, это оказывается ложной надеждой.
А вот теперь Лука заинтересовался.
— То есть…
— Все эти блондинки по сути проекция одной, с которой связаны его болезненные воспоминания. И если с другими жертвами его почти ничего не связывает, то, отыскав ту самую, на которой он зафиксировался, мы сумеем найти и его.
— А остальное…
— Мумификация — это, вероятнее всего, способ подольше сохранить память. Они… часто берут сувениры. Диглстоун отрезал жертвам пальцы. Убийца из Джерси брал локоны. Кто-то хранит нижнее белье, кто-то — совершенно обычные вещи, с точки зрения обывателей не представляющие интереса. И в этом продолжение своего рода игры, держать трофеи на виду, хвастаться удачей тем, кто не понимает, насколько опасный зверь держится рядом.
…она ждала.
Она почти поверила, что умрет. И что будет съедена той самой птицей, которая отступила, но недалеко, уселась на камне, уставилась на Милдред, будто прикидывая, с чего начинать трапезу. Эта птица была достаточно сильна, чтобы добить жертву, но на счастье Милдред, еще и труслива.
— Чучельнику не нужны части. Или мы просто не знаем, что именно он берет… не догадываемся, настолько обыкновенна и незначительна эта вещь. Он сохраняет тела. Возможно, какое-то время продолжает игру, допустим, пока не отыщет новую игрушку. Блондинок нужного типа не так и много. Если вспомнить хронологию, то сперва он выбирал натуральных, а после несколько снизил планку требований… Марион и Луиза были крашеными, а Бетти Лейк и вовсе использовала парик. Он подобрал ей другой, к слову, отличного качества.
…когда на дороге зашелестели колеса, Марион позвала на помощь. Она думала, что кричит громко, но вместо этого из горла вырвался сип. Впрочем, стервятник ответил на него своим мерзким голосом.
Машина остановилась.
И облегчение, которое она испытала, увидев рядом хмурого парня в полицейской форме, невозможно было описать словами.
Она позволила себя поднять.
Напоить.
И только тогда потеряла сознание. А когда пришла в себя, то узнала, что Элли исчезла…
— Я искала, но это… все равно, что искать золото в пустыне, просеивая песок сквозь пальцы. Поэтому я иногда возвращаюсь туда? Пытаюсь вспомнить. После аварии я долго находилась без сознания. Слишком уж долго, чтобы это было нормальным. И мне кажется, что моя память, возможно, что-то от меня прячет. Я обращалась к менталистам, но те крупицы дара, которые все-таки есть, оказывается, надежно защищают меня от вмешательства.
