Лиза невесело смеется, а Яна устало прикрывает глаза, стараясь слушать только перестук дождя по брезентовому навесу…
Это действительно были Лизины слова? Или Яне все только приснилось? И имеет ли это уже хоть какое-то значение?
Яна медленно повернула голову, нашла глазами солнечно-охристый рисунок на белой стене. Она зачарованно уставилась на Трассу Ноль, чувствуя, как вся без остатка растворяется в лучах летнего заката, как хрустит на зубах дорожная пыль и как ласково шумит теплый ветер в кронах сосен.
А что, если Сид прав и она стала лишь жалким симулякром?
Что ж, тогда Яна знает, куда они с малышом могут податься. Ведь когда ты уже не совсем жив, у этого есть свои плюсы. Реальность становится гибкой, прозрачной и совсем послушной, правда?
Торопливо, не давая себе времени передумать, Яна выгребла содержимое шкатулки. Полиэтиленовые пакетики и сверточки фольги не поддавались, предательски выскальзывали из окоченевших непослушных пальцев.
Яна без разбора горстями отправляла в рот незнакомые таблетки и порошки – желтоватая, белая, розовая горечь, отдающая аммиаком… Скорей, скорей, пока сохраняется это чудесное чувство двойственности, пока слышен зов трассы, тонущей в огненно-малиновом небе!
Решение принято: разгадка найдена и обратного пути нет. В груди предвкушением спасительной свободы разлилось счастливое облегчение.
Протяжно вздохнув, Яна растянулась поперек постели. Лопатки уперлись в подушку, голова запрокинулась назад, пальцы ощутили уютное тепло кусачего клетчатого пледа.
Пережитое напряжение давало о себе знать: тело налилось свинцом, на грудь словно вывалили кучу камней. И все же Яна нашла в себе силы оторвать от пледа руку и опустить ее на живот. Сквозь ткань толстовки Сида она ясно ощущала тепло крошечной, вверенной ей одной жизни. Нежно поглаживая живот, Яна шепнула:
– Теперь все будет хорошо. Доверься мне, мой хороший!
Она выведет их к свету – главное не терять путеводную нить и не бороться с накатывающей дремой…
Из туманного небытия зыбко, как изображение на экране старого телевизора, выплывает картинка солнечного дня. Словно за изнанкой бытия неохотно разгорается, прогреваясь, исполинская лампа – и картинка обретает резкость, наполняется цветом.
Шагах в двадцати играет колдовскими волнами Озеро – льдистая бирюза с изумрудными переливами. От воды так и веет нетронутой первозданной свежестью. Как же славно забегать в нее утром, жмурясь и размахивая руками, роняя остатки сна на холодный мокрый песок!
Озеро плещется под бездонным пронзительным небом, а вдали едва маячит берег Большой земли: у самого горизонта громоздятся нарисованные махины темно-синих гор. Пейзаж по ту сторону бирюзовых волн условен и неподвижен, он – лишь бутафория, небрежно набросанная декорация. Реален только их маленький остров: песчаные дюны, поросшие соснами, бесконечные дни и звездные ночи, протекающие в волшебном уединении.
Яна щурится от солнца, вдыхает полной грудью и чувствует, как кружится голова. Оголтелый ветер едва не сбивает с ног, наполняет легкие запахом степных трав. На острове всегда дует ветер: этот непутевый парень не знает усталости и не нуждается в передышках.
Невдалеке вздымается знакомая дюна, на ее верхушке кренится раскидистая сосна. Выбеленные корни торчат из песка, с толстой ветки свисают грубые веревочные качели, а ниже по склону алеет маленькая палатка (такая уютная! это ведь их дом, настоящий).
Ну вот она и на месте. Подумать только, все получилось! Яна тихонько смеется и со всех ног бежит вперед, карабкается по рыхлому боку холма. Песок тут же набивается в кеды, зато дышится так легко, с тела словно сняли стальную броню.
Над очагом, сложенным из грубых кусков ракушечника, лениво курится дымок. Синеватое пламя лижет плавник, в центр костерка пристроен закопченный котелок.
Чуть в стороне – гладкая белая плита, на ней пирамидка из камней, украшенная перьями и сухими цветами.
Яна опускает руку в карман, нащупывает на дне горсть бесполезных монет и одинокую карамельку. Она достает леденец и робко кладет его к подножию пирамидки. Местные духи так добры к ним, мыслимо ли оставить их без подношения?
За спиной слышится деликатный шорох. Яна оборачивается и замирает в немом изумлении. О шершавый бок сосны точит когти кошка. Серая шерстка, плавный прогиб спины, откушенный кончик левого уха.
– Ума?!
Слова вырываются еле слышным шепотом. Яна стоит, не смея приблизиться, прижимает руки к груди в суеверном страхе: а вдруг это лишь мираж, еще шаг – и все развеется без следа?
Кошка дергает хвостом, мурлыкает и вприпрыжку бежит к хозяйке.
Яна падает на песок как подкошенная, подхватывает на руки горячее тельце, чувствует, как по щекам катятся горячие благодарные слезы.
– А, бэби! Ты вовремя: как раз чай поспел.
Не веря своему счастью, Яна медленно оборачивается.
Сид стоит по другую сторону очага: драные джинсы, голый по пояс, сигарета за ухом. В жилистых руках – целая охапка белого плавника. Он прижимает ее к груди, и человечек, вытатуированный на ребрах, словно танцует посреди не подожженного костра.
– Ну, так и будешь молчать?
На губах Сида играет привычная шальная усмешка, в глазах пляшут ласковые желтые искорки.
– Получилось! Я дома!!!
Выкрик рвется из груди вместе с дурацким смехом. Яна так и сидит на песке, не в силах подняться, ошарашенная и счастливая.
Сид хмыкает, опускает на землю охапку хвороста и склоняется над котелком.
– Знаешь, в волшебную страну ведут разные пути. Туда несложно попасть, только вот возвращаться уже не захочется.
– Конечно, не захочется, – Яна улыбается во весь рот. – Это ведь и был мой escape-план. Я на своем месте!
Сид не торопится с ответом. Он устраивается на песке у очага, зачерпывает в кружку травяной чай, тянет из-за уха сигарету.
– Ты уверена?
На минуту солнце прячется за пушистым облаком, налетает резкий порыв ветра. Он швыряет в лицо прядь выгоревших волос, заставляет зябко передернуть плечами.
Яна откидывает волосы за спину и нерешительно проводит рукой по животу, такому упругому и плоскому. Она тут же чувствует отклик: горячее радостное тепло поднимается от ладошки по запястью и выше, выше, к самому сердцу.
Так значит, ему тоже здесь понравилось! Это как раз то, на что она надеялась!
Легким движением Яна протягивает руку и берет у Сида кружку. Она делает долгий глоток: чай горячий, но не обжигающий, отдает дымом, чабрецом и ромашкой.
– Да. Я уверена.
Небо снова проясняется, и на лицо Сида возвращается ласковая улыбка. Он щелкает зажигалкой и подмигивает:
– Тогда добро пожаловать, бэби!
