– Мои главные союзники по заговору, – начал Мэллори, – это…
Говоря, он осторожно высвобождался – слово, которое пришло ему на ум, – из сцены, в которой участвовал. Он осознавал, что на одном уровне его голос сыплет фактами, которых так отчаянно жаждал тот человек. А на другом он тянулся наружу, перенаправляя силу, которая вливалась в него из кресла… перебрасывая ее через пространства, сжавшиеся в бесконечно малую плоскость. Он потянулся еще немного и вошел в сеть живых энергий, любопытных, трепещущих. Надавил, отыскал слабые точки, влил в них силы…
Круглая комната вдруг превратилась в жутковатое видение. Ее окружали мерцающие и сияющие огни. Из тысяч ячеек, расположенных рядами, торчали округлые безглазые головы белых червеобразных существ…
«ОН ЗДЕСЬ!» – предупреждающе взвизгнул Эгон и швырнул в канал контакта молнию чистой мыслесилы. Та столкнулась с ответной молнией энергии, которая прожгла Эгона, обуглив многосложные органические схемы его головного мозга и оставив среди ячеек дымящуюся дыру. На мгновение Мэллори застыл, ощущая потрясение и замешательство частей Ри-разума, лишившихся руководителя частей Ри-разума. Он почувствовал непроизвольное стремление к смерти, охватившее их, когда они осознали, что направляющая сила – Эгон – исчезла. Одна из ячеек обрушилась внутрь себя у него на глазах и сгорела. За ней вторая…
– Стоять! – скомандовал Мэллори. – Я принимаю командование над мыслекомплексом! Всем подсистемам связываться через меня!
Безвольные фрагменты Ри-разума послушно повиновались.
– Изменить курс, – приказал Мэллори. Отдав нужные указания, он отступил по каналу контакта.
– Итак… великий Мэллори сломался. – Косло покачался на каблуках перед связанным врагом и рассмеялся. – Ты долго тормозил, но когда начал, запел, как голубок. Сейчас я отдам распоряжения, и к рассвету от твоего бессмысленного восстания останется лишь груда обугленных тел, сваленных на площади в назидание другим!
Он вскинул пистолет.
– Я еще не закончил, – сказал Мэллори. – Заговор проник куда глубже, чем ты думаешь, Косло.
Диктатор провел рукой по посеревшему лицу. В его глазах отражалось ужасное напряжение последних часов.
– Тогда говори! – прорычал он. – И быстро!
Мэллори заговорил. А попутно вновь переместил свое основное сознание и вошел в резонанс с подчиненным ему Ри-разумом. Через сенсоры корабля он видел растущую впереди белую планету. Он замедлил ход судна и перевел его на протяженную параболическую траекторию, проходившую по краю стратосферы. В семидесяти милях над Атлантикой он вошел в верхний слой дымки и снова сбросил скорость, ощутив, что корпус накаляется.
Под защитой облаков он быстро провел корабль через береговую зону, потом спустился до верхушек деревьев и осмотрел ландшафт через высокочувствительную обшивку…
Несколько долгих мгновений он разглядывал местность внизу. А потом вдруг понял…
– Почему ты улыбаешься, Мэллори? – грубо спросил Косло; дуло пистолета смотрело пленнику в голову. – Поделись шуткой, заставляющей смеяться человека, который сидит в кресле для осужденных предателей.
– Сейчас узнаешь, подожди чуть-чуть…
Мэллори не договорил. Его оборвал грохот, донесшийся откуда-то из-за пределов комнаты. Пол тряхнуло, и Косло пошатнулся. Раздался приглушенный хлопок. Дверь распахнулась.
– Ваше превосходительство! Столица атакована!
Человек, принесший известие, рухнул; в спине у него зияла огромная рана. Косло стремительно развернулся к Мэллори…
Одна из стен прогнулась с громоподобным треском и рухнула внутрь. В проеме возник сверкающий торпедообразный силуэт; сложная конструкция из вороненого металла легко плыла на иссиня-белых лучах. Пистолет в руке диктатора взметнулся и оглушительно грохнул в замкнутом пространстве. На носу вторгшегося противника мигнул розовый огонек. Косло развернулся и тяжело рухнул ничком.
Двадцативосьмидюймовый Ри-дредноут остановился рядом с Мэллори. Ударил луч, прожегший управляющую панель кресла. Оковы свалились.
«Я/мы ждем твоей/нашей следующей команды», – в устрашающей тишине произнес Ри-разум.
Прошло три месяца со дня референдума, после которого Джон Мэллори стал премьером Первой всепланетной республики. Мэллори стоял в одной из комнат просторных апартаментов, отведенных ему во Дворце правительства, и, нахмурившись, слушал пылкую речь стройной темноволосой женщины.
– Джон, я ее боюсь! Эту адскую машину, которая постоянно болтается рядом, ожидая твоих приказов!
– Но почему, Моника? Именно эта адская машина, как ты ее называешь, сделала возможными свободные выборы. И даже теперь лишь она позволяет держать под контролем организацию Косло.
– Джон… – Она сжала его руку. – С этой штукой, которая только и ждет твоих приказов, ты можешь контролировать всех и вся на Земле! Никакая оппозиция тебе невозможна! – Она взглянула ему в глаза. – Никто не должен обладать такой силой, Джон! Даже ты. Ни одного человека нельзя подвергать подобному испытанию.
Его лицо окаменело.
– Разве я злоупотребляю ею?
– Пока нет. Именно поэтому…
– Ты имеешь в виду, что в будущем я стану злоупотреблять?
– Ты – человек со всеми человеческими слабостями.
– Я предлагаю лишь то, что станет благом для всех жителей Земли, – отрезал Мэллори. – Хочешь, чтобы я добровольно отказался от единственного оружия, способного защитить нашу дорого давшуюся свободу?
– Джон, но разве ты можешь в одиночку решать, что именно будет благом для всех жителей Земли?
– Я – президент республики…
– И тем не менее ты – человек. Остановись, пока ты все еще человек!
Он внимательно взглянул ей в лицо:
– Ты недовольна моим успехом, да? Что же я, по-твоему, обязан сделать? Уйти в отставку?
– Я хочу, чтобы ты отослал эту машину туда, откуда она явилась.
Мэллори коротко рассмеялся:
– Ты в своем уме? Я еще даже не начал раскрывать секреты, заключенные в Ри-корабле.
– Мы не готовы раскрыть их, Джон. Наша цивилизация не готова. Он уже изменил тебя. В конце концов он уничтожит тебя как человека.
– Чушь. У меня все под контролем. Этот корабль – словно продолжение моего разума…
– Джон, пожалуйста… Если не ради меня или тебя, то ради Дианы.
– При чем тут ребенок?
– Она твоя дочь. И видит тебя раз в неделю или реже.
– Такова цена за то, что она является наследницей величайшего из людей – я имею в виду… Черт побери, Моника, у меня столько обязанностей, я не могу соблюдать все эти мещанские обычаи.
– Джон… – Ее голос упал до шепота, болезненно-напряженного. – Отошли его.
– Нет. Не отошлю.
