Впереди также была кассация в Краснодарском краевом суде, на которой Проценко явно рассчитывал «сломать» решение о моем порядке общения с Ксюшей. Но помимо этого он пытался сломить мою волю, парализовать, лишить сил и желания продолжать борьбу за дочь. Он по-прежнему «давил» на прокуратуру через своих адвокатов, добиваясь для меня очередной судимости. Он сделал сумму моих долгов невозможной для погашения и давил на приставов, чтобы те арестовывали мои счета и забирали любой доход, тем самым лишая меня любой возможности официального заработка. Он просто хотел меня задушить.
Глава 22
В начале осени я устроилась на работу редактором в телецентр на Чапыгина, 6. Компания занималась созданием инфографики и компьютерной анимации, обслуживая несколько телевизионных программ на федеральных каналах. Общение в творческом коллективе, разработка сценариев и идей напоминали о забытых временах. Я пропадала на работе с раннего утра до позднего вечера, и рабочий стресс только помогал справиться с личным.
Как-то вечером, задержавшись на работе, я проверяла почту и случайно наткнулась на имейл, в котором меня приглашали принять участие в лидерской программе по социальному предпринимательству.
Проект назывался «Лехава» и проходил совместно с ВШЭ и израильским коучем. Участникам программы предстоял курс проектного менеджмента, стажировка в США и разработка-реализация собственного социально значимого проекта. К тому времени у меня долго зрела одна идея, да и опыт в секторе НКО имелся. В общем, я откликнулась на письмо и заполнила анкету. Вскоре меня пригласили на собеседование. Оно проходило в два этапа, и, несмотря на то, что обе собеседницы были суперпозитивными, все же, когда я отвечала на вопросы о себе, я ощутила возвращение ко мне знакомого чувства «общественной стигмы». Когда тебе приходится сомневаться, стоит ли упоминать о том аде, в котором ты живешь, или лучше не стоит. Разве они захотят видеть на своей программе для молодых лидеров женщину, у которой забрали ребенка? Разве им не будет проще сразу откреститься от подобных историй? В общем, я старалась улыбаться, чтобы прикрыть свою «стигму», но все равно чувствовала себя носителем вируса боли, которым боялась заразить людей вокруг.
Однако меня никто не спрашивал про похищение Ксюши, а вместо этого просили рассказать об опыте работы в НКО, об уровне владения английским и о мотивации к участию. Затем была озвучена стоимость программы. Пришлось признаться, что данной суммы у меня нет. Через неделю пришел результат, в котором говорилось, что я отобрана на программу и, кроме того, стала единственной, кому выделен грант на обучение. В это было невозможно поверить, ведь я давно не чувствовала себя любимицей фортуны. И хотя плохо представляла себе, как буду совмещать учебу с работой и с судами, все равно радовалась, что в жизни наступает долгожданный поворот.
Первые выездные семинары проходили в Петергофе, в конференц-зале пятизвездочной гостиницы, на берегу живописного озера. В группе было двадцать активных молодых участников. Было очень интересно говорить о карьере, о современной культурной антропологии, о волонтерстве. Участие в «Лехаве» стало для меня глотком свежего воздуха.
Первое время мне было сложно отделаться от страхов и постоянных мыслей о судах и поисках Ксюши. Сказывалась «деформация»: я чувствовала себя белой вороной в компании веселых, беззаботных студентов. Во время ланча или обсуждения проектов я ощущала себя так, словно болела неизлечимой болезнью, которая была начертана на лбу несмываемыми чернилами. Выполняя творческие задания, будь то рисунок или аппликация, я рисовала эту «болезнь», глотая внутренний плач.
Когда наступил день обсуждения проектов, каждый по очереди вставал и делился с присутствующими своими идеями. Наступила моя очередь, и я вышла и рассказала о проблеме семейного киднеппинга в России и об идее создания кризисного центра, который помог бы женщинам, опасающимся захвата ребенка мужем, предоставить укрытие на время семейного конфликта.
Большинство ребят еще даже не состояли в браке и не имели детей и слушали меня молча. Когда я закончила, раздались аплодисменты, и я получила поддержку, которой даже не ожидала. С тех пор я почувствовала себя более уверенно. Мою боль здесь не отвергали, а, наоборот, предлагали свое дружеское участие. Затем я поняла, что многие успешные проекты часто рождаются из боли. Ведь тот ресурс, который в ней заложен, способен сдвинуть горы и является мощнейшим мотиватором изменений.
В середине октября наша группа выехала в Петергоф на очередной семинар. Листая в дороге свежую газету, я набрела на строчки: «Сегодня, 17 октября 1915 года родился известный драматург и прозаик Артур Миллер. Однажды он сказал: “Эпоху можно считать законченной, когда истощились ее основополагающие иллюзии”».
Задумавшись над этими словами, я наблюдала в окно Старый Петергоф. За окном сияла золотая осень, и она очень шла «Северному Версалю». Издалека показался крупнейший собор дореволюционной России, который еще называли «последним великим храмом Великой Империи». Обогнув собор Святых Апостолов Петра и Павла, наш микроавтобус остановился прямо перед стеклянной витриной отеля «Новый Петергоф». Отсюда открывался чудесный вид на Ольгин пруд. Все заспешили внутрь отеля, а я задержалась.
Когда все ребята уже получали ключи от номеров, у меня зазвонил телефон. Судя по номеру, звонок был из Краснодарского края. По голосу я сразу поняла, что это Зоя.
– Я только что получила апелляционное решение суда. – Голос Зои звучал настолько взволнованно, что я остановилась прямо перед крутящимися дверями, невольно заблокировав их движение. – Решение о порядке общения с Ксюшей отменили…
Я автоматически сделала шаг назад, положила перед собой сумку и переспросила:
– Как отменили?
– Нет, ну вот и я не пойму. Читаю новое решение уже полчаса и никак не могу понять, как такое вообще возможно?!
– Что там написано?
– Тут… Ну, что Проценко на кассации начал рассказывать, какая ты плохая мать, как ребенок боится идти к тебе, что суд, приняв решение о вашем общении в Питере, не предусмотрел многих факторов, в частности поликлинику, в которой наблюдается Ксюша, и степень привязанности к каждому из родителей…
– Зоя! Что написано в новом решении? В какие дни я могу видеть и общаться с Ксюшей?
– Два раза в месяц по субботам по шесть часов в Новороссийске в присутствии Проценко! – голос Зои из трубки пульсировал в моем ухе, и пространство начало расплываться.
– Что же делать теперь, – протянула я что-то несуразное, потому что молчать было еще страшнее.
– Светик, он еще кучу бумаг приложил, – сказала Зоя, – про бабушку – ну, это я знаю – ее зомбировали. Но что стряслось с твоим отцом?
– …С моим отцом? – проглотив язык, я стояла как вкопанная и глядела перед собой в одну точку, в мучительном ожидании того, что сейчас скажет голос на том конце провода.
– Твой папа, – листая бумаги, наконец произнесла Зоя, – написал, что имеет на попечении больного сына, который в силу диагноза представляет угрозу для ребенка, и кроме того, твой отец возражает против общения с Ксюшей на территории его квартиры…
