В связи с создавшимся положением возникли споры и напряженная борьба, которая особенно резко и не всегда деловито велась как раз теми кругами, которые в действительности были мало знакомы с вопросами морской обороны.
В течение этой зимы, столь тяжелой как для него, так и для меня, адмирал фон Тирпиц, своим проницательным взором хорошо разглядевши положение и видя насквозь противника, держался в разгоревшейся борьбе как настоящий офицер, любящий свое отечество, встречая с моей стороны искреннюю и всемерную поддержку. Все официальные инстанции были согласны с тем, что никакая чужая страна не имеет права решать вместе с нами, что мы должны или не должны делать для нашей обороны.
Надежда на заключение соглашения все уменьшалась. Англия выказывала к нему все меньший интерес и постепенно отказывалась от многих существенных пунктов своей вербальной ноты. Таким образом, адмирал Тирпиц и я видели, что все английское предложение было лишь «маневром».
* * *
Борьба за законопроект о флоте становилась все ожесточеннее. Как-то я встретил в Куксгафене президента Гамбургского сената, д-ра Бурхарда, которого я уважал как образец аристократического гражданина Ганзейского города, часто привлекая его в качестве советника и к обсуждению политических проблем. Я обрисовал ему весь ход дела и борьбу, ведущуюся в Берлине по поводу законопроекта, и попросил его, как всегда, высказать свое откровенное мнение, как он в интересах государства считает наиболее правильным поступить в данном случае, так как мне важно слышать объективное суждение, свободное от влияния борющихся в Берлине сторон.
Д-р Бурхард ответил с резкой подчеркнутостью, убедительно и ясно, что мой долг по отношению к народу и отечеству – не отказываться от законопроекта о флоте.
Кто высказывается против внесения этого законопроекта, тот грешит против своего народа и отечества. То, что мы считаем необходимым для своей обороны, безусловно, должно быть сделано. Прежде всего, однако, нельзя терпеть, чтобы иностранное государство осмеливалось иметь желание вмешиваться в наши дела. Английское предложение является простой «уловкой», чтобы заставить нас отказаться от новеллы о флоте. Этого не должно случиться ни при каких обстоятельствах. Немецкий народ никогда не поймет, почему отказались от его права на самоопределение. Законопроект во что бы то ни стало должен быть внесен в рейхстаг.
При этом Бурхард подчеркнул, что в Союзном совете он выступит за его принятие (он это и сделал впоследствии в своей блестящей увлекательной речи) и будет вообще действовать в этом направлении в Берлине. Англичане, правда, будут ругаться, но это безразлично – они уже давно это делают – а войны из-за этого они, конечно, не начнут. Адмирал фон Тирпиц исполняет лишь свой долг, и я должен всецело помогать ему. Канцлеру следует отказаться от противодействия законопроекту, иначе он рискует, что ему в конце концов еще выбьют окна за его «англофильство».
Таково было мнение представителя большого торгового города, которому в случае войны с Англией грозила наибольшая опасность. В нем говорил дух настоящего ганзейца. Поразительное подтверждение мнения д-ра Бурхарда об английском предложении я недавно получил в Голландии в разговоре с одним голландцем, которому англичане в свое время сообщили об английских планах. Тирпиц и я поняли правильно: предложение нейтралитета было лишь политическим маневром.
Перевозчик подводных лодок SMS «Вулкан» и подводные лодки в Кильском канале
Вскоре пришли также известия и от Баллина о том, что в Англии дела обстоят не совсем благополучно. По полученным оттуда сведениям, там в связи с соглашением возник спор; в Лондоне недовольны Гальданом и утверждают, что он дал Тирпицу себя околпачить. Это, разумеется, свидетельствовало о гневе англичан по поводу того, что Тирпиц, не отказавшись от законопроекта о флоте, сам не попался на удочку и что Гальдан не сумел преподнести английским министрам отданный им в жертву немецкий законопроект о флоте. Об «околпачивании» со стороны Германии не может быть и речи. Но упреки по адресу Гальдана дают право подозревать, что данные ему инструкции клонились к тому, что он должен был «околпачить» немцев. Если его соотечественники придерживались того взгляда, что случилось как раз обратное, то можно только горячо благодарить адмирала фон Тирпица за то, что он на благо нашего отечества правильно усмотрел и отстоял немецкую точку зрения.
* * *
Около середины марта борьба за новеллу о флоте обострилась в такой степени, что 22 марта канцлер, наконец, при выходе моем из Шарлоттенбургской усыпальницы в парке, попросил у меня отставки. После долгих объяснений, причем я сообщил ему мнение д-ра Бурхарда, канцлер взял просьбу об отставке обратно.
Посетивши спустя некоторое время господина фон Бетмана в его саду, я нашел его совершенно разбитым, с телеграммой из Лондона в руках. Она заключила в себе совершенный отказ от предложения нейтралитета и всяких других предложений и в заключение обращалась ко мне еще с увещанием оставить фон Бетмана на посту рейхсканцлера, так как он пользуется особым доверием британского правительства. Слезы негодования блестели на глазах глубоко разочарованного в своих надеждах канцлера. Похвала иностранного правительства, только что явившегося причиной тяжких испытаний для Германии и для него самого, глубоко оскорбила канцлера. Он вторично попросил отставки; я не принял ее и попытался его утешить. В то же время я приказал запросить германского посла в Лондоне, каким образом он вообще принял такую телеграмму, решившись еще переслать ее в Берлин.
Теперь уже канцлер был согласен с законопроектом о флоте. Из-за лояльности, однако, последний был проведен с теми ограничениями, которые были предусмотрены на случай заключения соглашения. В Англии же, напротив, военно-морская программа была выполнена целиком. Этот «эпизод» с Гальданом характерен для политики Англии. Весь этот широко организованный маневр был устроен исключительно с целью воспрепятствовать развитию германского флота. Проведение огромной судостроительной программы в Америке, ранее обладавшей едва достойным упоминания торговым флотом, во Франции, военный флот которой превосходил по численности германский, в Италии и в России, строившей суда и за границей, – не вызывало, однако, ни малейшего протеста со стороны Англии. А между тем Германия, ущемленная между Францией и Россией, должна же была быть вооружена по меньшей мере так, чтобы она, обороняясь против этих стран, могла держать в своих руках свое море.
Для этой цели постройка нами флота была необходима. Последний ни в коем случае не был направлен против вчетверо-впятеро сильнейшего английского флота, обеспечивавшего превосходство и безопасность Англии в такой степени, что никакой разумный человек в Германии не мог бы мечтать, чтобы германский флот сравнился с ним по силе. Флот был нам необходим для защиты наших берегов и нашей торговли. Для этого недостаточны такие средства обороны, как подводные лодки, миноносцы и мины. К тому же береговые батареи на Балтийском море так устарели и были так мизерны, что при ураганном огне тяжелой артиллерии с больших современных военных судов они были бы сметены в 48 часов. Таким образом, наши берега у Балтийского моря были почти беззащитны. Для их защиты необходим был флот. Скагеррак доказал значение и ценность флота в современной войне. Битва закончилась бы для Англии уничтожающе, если бы в рейхстаге все представлявшиеся до 1900 г. предложения об усилении флота не отклонялись. Эти 12 потерянных лет уже нельзя было наверстать. Прежде чем расстаться с Гальданом, необходимо указать еще на один эпизод из его деятельности. В 1906 г. он с разрешения германского правительства приехал в Берлин, чтобы получить сведения об организации прусской обороны, о рекрутском наборе, Генеральном штабе и т. д. Он занимался в Военном министерстве, где его лично осведомлял военный министр, генерал фон Эйнем. Поработавши там 2–3 недели, он, очень довольный, вернулся в Англию.
