Совпадение наших политических взглядов на Россию хорошо иллюстрируется следующим фактом. После Портсмутского мира, заключенного в 1905 г. между Россией и Японией, при посредничестве моем и президента Теодора Рузвельта, в Берлине, как с официальной стороны (со стороны Министерства иностранных дел), так и с неофициальной, строилось много предположений о том, какой политической линии будет придерживаться Россия в дальнейшем. В общем преобладал тот взгляд, что озлобленная своим поражением Россия склонится на сторону Запада, стало быть, Германии, чтобы найти здесь те связи и подкрепления, с помощью которых она могла бы нанести ответный удар Японии, снова отвоевавши потерянные области и восстановивши, таким образом, свой престиж.
Я придерживался совершенно иного мнения, которое я, однако, официально не мог закрепить. Я подчеркивал, что русские одновременно и азиаты, и славяне. Как азиаты, они, несмотря на свое поражение, питают расположение к Японии, как славяне же, они охотно вступят в союз с теми, кто показал уже однажды им свою силу.
Я поэтому пришел к заключению, что, несмотря на соглашение в Бьерке, Россия через некоторое время пойдет не с Германией, против которой она позже даже обратит свои силы, а с Японией.
И в официальных, и в неофициальных кругах меня прямо осмеивали за подобные фантазии. Я вызвал Шимана и, не высказывая ему своей точки зрения, спросил его мнения по этому поводу. Я был очень удовлетворен, когда в ответ Шиман изложил как раз мои взгляды. Долгое время Шиман и я оставались почти одиноки в своих взглядах по этому важному вопросу внешней политики. События доказали впоследствии нашу правоту. Берлинские так называемые знатоки России, а с ними и официальный мир, ошиблись.
* * *
Уже в первые дни царствования передо мной встал вопрос о необходимости некоторых художественных построек. Прежде всего надо было воздвигнуть достойный моего деда и бабушки надгробный памятник. Старый мавзолей в Шарлоттенбурге был уже недостаточен, и требовалась пристройка к нему. К сожалению, отложенные для таких «экстренных сооружений» императором Вильгельмом Великим денежные средства, так называемый чрезвычайный строительный фонд, были израсходованы во время 99 дней царствования Фридриха III на другие нужды. Таким образом, я вынужден был обременить казну непредвиденными расходами. Мавзолей моих родителей в Марли, на который я также должен был предоставить средства, был сооружен императрицей Викторией, вдовой Фридриха III, по ее собственным рисункам и планам. Подробный осмотр королевских дворцов как в столице, так и в провинции обнаружил, особенно в Берлинском дворце, в смысле санитарном, жилищном и т. д. такие дефекты, что нельзя было дольше откладывать устранение их. С большим трудом и терпением, но вместе с тем и с радостью, я в течение моего 30-летнего царствования, с помощью архитекторов, художников и т. п., уважая старые традиции моих предшественников, снова привел в порядок дворцы, руководствуясь при этом заботливо составленными сметами, лично проверенными и исправленными мной.
При перестройке Берлинского дворца много помогли тонкие суждения вдовствующей императрицы и ее прекрасное знакомство со стилями. Общий интерес имеет следующее суждение моей матери: «Каждый стиль хорош, пока он чист». Эклектизм 90-х годов архитектор Ине называл «стиль a peu pres». Последним творением, к сожалению, слишком рано скончавшегося господина фон Ине была реставрация картинной галереи, законченная лишь в первое время войны. С трудом восстановленный дворец моих отцов, которым я так гордился, был впоследствии обстрелян, взят приступом, разграблен и опустошен революционными бандами.
Подобные художественные сооружения, как произведенные мной постройки и упомянутая уже реставрация Белого зала, лежат на обязанности каждого государства, будь оно абсолютистским, конституционным или демократическим. Они являются мерилом культурности страны и содействуют расцвету искусства. В часы отдыха я занимался археологией и раскопками. При этом я стремился установить корни, из которых развилась эллинская античная культура, и отыскать нити влияния Востока на Запад в культурном отношении.
Особенно важной мне казалась ассириология, ибо от нее можно было ожидать освещения и разъяснения Ветхого Завета. Поэтому я с радостью принял предложенное мне председательствование в немецком Обществе изучения Востока и углубился в его работы, успеху которых я по мере своих сил содействовал; я никогда не пропустил ни одного из публичных докладов этого общества. Я поддерживал оживленную связь с правлением общества и заставлял постоянно докладывать мне о раскопках Ниневии, Ашшура, Вавилона, в Египте и Сирии.
Берлинский Городской дворец – главная резиденция германских императоров
С целью защиты и облегчения этих раскопок я часто лично входил в сношения по этому поводу с турецким правительством. Член Общества изучения Востока, профессор Делич, прочел свой известный, вызвавший много возражений доклад на тему «Вавилон и Библия», нашедший, к сожалению, еще слишком несведущую и почти неподготовленную аудиторию и давший повод к разного рода ложным толкованиям и нападкам, исходившим, между прочим, и из церковных кругов. Всеми силами я старался помочь выяснению этих недоразумений.
Сознавая, что широкие круги еще недостаточно понимают и оценивают значение ассириологии, занимавшей умы стольких выдающихся людей, в том числе и духовных лиц обоих вероисповеданий, я распорядился через моего испытанного друга и блестящего театрального деятеля графа Гюльзен-Гезелера поставить в театре пьесу «Ашшурбанипал», которая после долгой подготовки и была инсценирована под наблюдением немецкого Общества изучения Востока. На генеральную репетицию были приглашены ассириологи всех стран. В ложах были видны пестрые группы профессоров, протестантских и католических духовных лиц, евреев и христиан.
Многие благодарили меня за то, что этим представлением я показал, как далеко подвинулась уже археологическая наука, и вместе с тем выявил перед широкой публикой значение ассириологии.
* * *
Пребывание на Корфу также доставило мне приятный случай послужить археологии и лично заняться раскопками. Случайная находка рельефного изображения головы Горгоны вблизи города Корфу побудила меня самого приняться за работу по раскопкам. Я вызвал на помощь авторитетного археолога и знатока греческих древностей, профессора Дерпфельда, который и взял на себя руководство этими раскопками. Профессор Дерпфельд, будучи, как и я, восторженным поклонником эллинской культуры, с течением времени стал для меня преданным другом и неоценимым источником познаний по строительному искусству, вопросам стиля и т. д. у древних греков и ахеян.
Было настоящим наслаждением слушать, как Дерпфельд читает и объясняет стихи Гомера, и смотреть, как он восстанавливает на карте, по намекам и описаниям поэта, древние ахейские поселения, разрушенные в эпоху переселения дорян. Названия древних селений, по-видимому, часто переносились переселявшимися обитателями их на свои новые поселения, что значительно затрудняет точное установление местоположения древних селений. Несмотря на это, Дерпфельд, с Гомером в качестве «бедекера» в руках, разыскал целый ряд их, узнавая местность по точным географическим описаниям поэта. Это так меня заинтересовало, что я вместе с императрицей предпринял в сопровождении Дерпфельда поездку по морю, чтобы самому проверить искусство Дерпфельда. Мы поехали в Лейкас (Итака) и одно за другим посетили там известные по «Одиссее» места, причем Дерпфельд прочитывал соответствующий, описывающий данное место текст из Гомера. Пораженный, я должен был согласиться с тем, что в каждом отдельном случае местность вполне соответствовала описанию ее Гомером.
