— Почему это ему можно оставить себе своё имя? — выразила она протест.
— Так у него ж имя не редкое, а вот твоё мигом выдаст.
— Зять? Хочешь, чтобы они сочли нас мужем и женой? — добавил Грэм.
Чад засмеялся:
— Да никто ж не поверит, что увалень навроде тебя — мой сын, и вы никак не смогёте быть братом и сестрой. — Тут он посмотрел на Мойру: — О, и мы им скажем, что ты умом скорбна. Попытайся не говорить. Если можешь, только хмыкай.
Глаза Мойры распахнулись:
— Что?!
В ответ на это Грэм начал тихо смеяться.
— Это не смешно, — гневно сказала она ему, прежде чем повернуться к Чаду: — А ему разве не нужно тоже молчать? Мы оба выросли в замке.
— Ага, если будет слишком много трепать языком, будут проблемы, но думается мне, что он сойдёт, покуда будет говорить короткими фразами. Грэм много времени отирался вокруг казарм, болтая с солдатами твоего бати, — сказал лесничий. — Так ведь, Сын?
— Верно, Па, — ответил Грэм, захихикав.
Она переводила взгляд с одного смеющегося мужчину на другого, всё больше раздражаясь по мере того, как они продолжали смеяться.
— Мобыть вам следа покумекать, шо не один энтот оболтус могёт баять иначе, коли надобно, — внезапно сказала она с сильным акцентом.
Те двое засмеялись ещё сильнее, пока Грэм не начал задыхаться.
— Что смешного? — спросила она, озадаченная.
— Пожалуйста, перестань! — взмолился Грэм. — Ты меня убиваешь.
Чад улыбнулся ей:
— Теперь я убеждён. Ни слова не молви, девочка, отныне ты — немая. Грэм может ограничиться куцыми фразами, иначе — молчать. Ты жеж робкий мальчик. Уразумел?
— Ладно, Па, — сказал молодой воин.
— Это правда нечестно, — сказала Мойра, качая головой.
— Ты можешь нас замаскировать? — спросил охотник. — Наша одежда выдаст нас раньше, чем наши голоса.
Она уже подумала об этом. Любой сможет сказать по хорошо выделанной коже и льняной ткани их одежды, что они далеко не крестьяне.
— Не волнуйся, Отец, — сказала она ему с саркастичной ухмылкой. — Я знаю как раз то, что нужно.
Несколько минут спустя они оглядывали друг друга. Мойра прошлась по ним лёгкой рукой, меняя их внешность несколькими мелкими иллюзиями. Их одежда теперь была потёртой и обшарпанной, а кожа выглядела в некоторых местах грязной. Чад был заметен отсутствием одного из передних зубов, а Грэм заработал тяжёлый случай угревой сыпи — прыщи густо покрыли его щёки и лоб.
— Не думаю, что это всё было так уж необходимо, — сказал охотник, глядя на себя в маленьком зеркальце, которое она носила с собой.
Грэм тихо смеялся, пока не заглянул мужчине через плечо, и не увидел там отражение своих прыщавых щёк. Он одарил Мойру кислым взглядом:
— Ты не выглядишь иначе, если не считать твоей одежды, — возмущённо сказал он ей.
— У тебя же должна была иметься какая-то причина жениться на бедняжке, которая не может говорить, — парировала она, с невинным видом перекидывая волосы через плечо.
— Кое-кто сказал бы, что женщина, не способная говорить — это достоинство, а не недостаток, — пробормотал Чад.
Глаза Мойры мерцали весельем:
— А ты не хочешь стать вдобавок лысым и горбатым?
Грэм засмеялся:
— Молодца, Гёрти!
— Идём, — сердито сказал Чад, — пока она не вбила себе в голову ещё какую-нибудь гадость.
* * *
Человек, ответивший на их стук, вышел на передний двор, закрыв дверь позади себя. Он подозрительно оглядел их, и его взгляд часто задерживался на широких плечах Грэма. Размеры молодого человека явно заставляли его нервничать.
— Чего вам? — спросил он.
— Извиняйте, что потревожили, — начал Чад. — Мы не хотели навязываться. Тут холодно, и мы надеялись упросить вас укрыть нас на ночь — сгодится даже сарай. Ночью ветер жалит уж зело люто.
— Вы далековато от цивилизованных мест, — ответил мужчина. Его слова имели странный акцент, который по предположению Мойры означал, что они уже были с данбарской стороны гор. — Вы кто? — добавил владелец дома.
— Чад Грэйсон, — правдиво ответил охотник, — а это — дочка моя, Гёрти, и еённый муж, Грэм. — Он протянул руку. — Рад знакомству.
Мужчина проигнорировал его протянутую руку:
— Что ты и твои родичи тут делаете?
— Ищем место в Данбаре, — ответил Чад. — В прошлом годе засуха ферму нам загубила, и сборщик подати не вошёл в наше положение… если ты смекаешь, о чём я.
— Вы пересекли горы? — недоверчиво ответил незнакомец. — Чертовски глупый поступок. Вам повезло, что вы ходя бы досюда добрались. Есть и более умные дороги.
Чад почесал затылок, напустив на себя смущённый вид:
— Ну, мы чутка поспешали.
Молчание неуклюже тянулось с минуту, прежде чем мужчина сказал:
— Вы, наверное, сильны, если сумели пройти так далеко. Железный Бог просит нас почитать силу. Вы можете провести ночь в сарае. Есть маленький ручей, из которого можно безопасно пить, где-то в тридцати ярдах к западу. Там вы сможете найти воду. Я не могу себе позволить предложить вам никакой еды.
— Мы очень признательны, — благодарно сказал Чад, кивая.
— Украдёте у меня — пожалеете, — добавил незнакомец. — Мы здесь воров не терпим. — Он отвернулся, собираясь вернуться в дом.
— Благодарствуем, сэр, — быстро сказал Чад. — Мы не будем вам в тягость. Только имя-то я как-то не уловил…
— Кла́рэнс, — сказал мужчина, заходя внутрь. — Держитесь подальше от дома, — добавил он, захлопывая дверь. Они услышали тяжёлый звук падающего на место засова.
Сарай не был особо просторным, он состоял лишь из одного пустого стойла и маленького сеновала, куда помещалось мало сено. Мойра догадалась, что скалистая горная долина не давала летом много сена для запасов. Стойло скорее всего принадлежало ширококостному мулу, которого она ощущала вдалеке. Кларэнс, наверное, оставил его пастись самостоятельно, поскольку погода уже не была слишком холодной.
Помимо сеновала и стойла там была лишь маленькая кладовая с различными инструментами. Чад повёл их вверх по лестнице на сеновал.
— Ты меня удивил, — сказала Мойра лесничему, когда они улеглись.
— Это как? — спросил Чад.
— Никогда прежде не видела тебя таким вежливым.
Грэм засмеялся в ответ на это.
— Хах, — сказал Чад. — Я проявляю уважение, когда до́лжно. Эти люди ведут трудную жизнь, и они нам пособляют.
Сравнивая его нынешнее поведения с его обычной угрюмостью дома, она задумалась, что это значило в плане его мнения о её семье.
