«Пятнадцать минут — и я уже пьян. Когда мне в голову ударит остальное, я буду в хлам». На миг я заволновался. Я так не набирался уже… ну, очень давно. Вероятно, последний раз был до того, как я обнаружил в себе способности архимага.
— По крайней мере, дома никого нет — на случай, если я начну плавить всё вокруг, — нечётко промямлил я. Мой взгляд упал на разбитую рюмку, и мне пришло в голову, что кто-то мог наступить на неё, и порезаться. Потянувшись своей силой, я попытался собрать осколки, но сумел лишь ещё больше их разбросать. «Блядь».
Низкий стол в центре комнаты начал будто бы качаться на ставших гибкими ножках. Я попытался встать, и быстро бросил эту затею, поскольку ощущение было таким, будто дом закачался на штормовых волнах. Всё моталось туда-сюда.
Однако рюмка продолжала меня беспокоить. Мне нужно было что-то с ней сделать. Поскольку мой контроль приказал долго жить, было разумнее сделать кое-что попроще. Раскрыв свой разум, я попытался соскользнуть в разум камня. Это должно было прояснить мой разум.
Это я так думал.
Какой-то эффект от этого был. Однако я больше не был уверен, было это моим намерением или нет. Куски расколотого стекла утонули в полу — это хорошо, однако всё остальное также начало плавиться. Стены дома провисли, и мебель вокруг меня начала сползать. Подняв руку, я стал смотреть, как мои пальцы стали капать на пол, и засмеялся. Видел ли кто-нибудь когда-нибудь что-то настолько смешное? Я в этом сомневался.
За этим последовал неопределённый период безумия, в течение которого комната кружилась и менялась. Тени воспрянули к жизни, и Дориан с Маркусом появились, танцуя по комнате медленный вальс. Стол, который должен был стоять у них на пути, к тому моменту уже давно исчез.
В какой-то момент Айрин объявилась с озабоченным видом, глядя на меня.
— Папа! Что ты делаешь?
Я попытался ответить, но выкатившийся у меня изо рта язык каким-то образом оказался достаточно длинным, чтобы дотянуться мне до пояса. Не нужно и говорить, что это делало вменяемую речь невозможной.
Айрин встревоженно огляделась, несомненно удивлённая видом дерущихся друг с другом в углу стульев. Я хотел сказать ей не волноваться, поскольку это была дружеская потасовка между членами семьи нашей мебели, но слова снова меня подвели. Я уставился на неё слезящимися глазами, надеясь, что она расслабится.
И тут её лицо начало сползать вниз с одной стороны, будто её кости превращались в студень. Её рот раскрылся, и мои уши наполнились её вызванным ужасом воплем.
«О, нет! Что же я наделал?». Не в силах контролировать себя, я слишком поздно осознал, что моя дочь пала жертвой моих безрассудных капризов. Заточённый в собственном теле, я смог лишь молча возопить: «Пенни!».
После чего мир растаял.
* * *
Я очнулся некоторое время спустя. Я был в кровати, и несмотря на моё недавнее злоупотребление, ни малейшего признака головной боли не было. Я осторожно поднял голову, и подвигал ей из стороны в сторону, просто чтобы убедиться, что похмелье не ждало в засаде. Ничего.
Ни боли, ни тошноты, и мир оставался уютно устойчивым — ни малейшего следа покачивания или кружения. «Что случилось?»
И тут я вспомнил. Вскочив с кровати, я распахнул дверь спальни, и пробежал по коридору к комнате Айрин. Я нашёл её внутри — она спала, имея во сне тихий, ангельский вид. Не было никаких следов ужасного оплывания, которое я видел в ней прежде.
«Мне что почудилось?». Это показалось мне маловероятным. Алкоголь никогда не вызывал у меня галлюцинации, хотя, конечно, так сильно я напился впервые. Тихо закрыв дверь, я пошёл в общую комнату, гадая, что там найду.
Всё выглядело нормально, хоть и подозрительно чисто. Стол вернулся на своё место, а стулья не были переплетены друг с другом. Ничего не изменилось, за исключением того факта, что в комнате кто-то тщательно убрался. Вся пыль исчезла, пол был подметён, или возможно даже вымыт. Алисса что, вернулась пораньше?
Мой магический взор не нашёл никаких следов присутствия в доме ещё кого-то. Озадаченный, я поднял руку, и потёр свою бороду — лишь чтобы обнаружить, что она исчезла. «Чё?»
Вернувшись в спальню, я посмотрел в зеркало над туалетным столиком Пенни. Как мои рука и магический взор уже подтвердили, я был чисто побрит. В целом я предпочитал держать на подбородке хорошо ухоженную бородку, а также усы — но сейчас они исчезли. В течение последних нескольких недель я за собой не следил, в результате чего мои щёки покрывала густая, колкая щетина — но теперь её не стало. Даже волосы у меня были аккуратно подстрижены.
— Это действительно странно, — сказал я себе. — Как можно нажраться, а потом убраться в доме и побриться? — Вообще говоря, я ещё и помытым был. Мой нос улавливал лёгкие нотки масел с запахом роз, которые Пенни держала в нашей ванной. Мысль о том, что кто-то брил, раздевал и купал меня, пока я был без сознания… ну, это было мягко говоря тревожно. Единственным человеком, способным по моему мнению на такое, была Алисса, а её поблизости не было. И моя дочь наверняка не могла всё это сделать, прежде чем пойти спать. А если бы смогла, то это смутило бы меня ещё больше.
На туалетном столике стояла пустая бутылка лучшей выпивки МакДэниела, и под ней я увидел лист бумаги. Отодвинув бутылку, я поднял лист, и осмотрел его. На нём была короткая строка, состоявшая из слов столь коряво написанных, что они были почти нечитаемы. Я мгновенно узнал почерк, ибо лишь один известный мне человек писал настолько ужасно. Пенни.
Ты идиот. Ещё раз подвергнешь наших детей опасности, и я позабочусь, чтобы в следующий раз ты не проснулся.
Мои глаза затуманились. «Прости меня, Пенни». Встав, я расправил плечи, и пошёл искать свою одежду. Естественно, я нашёл её аккуратно разложенной для меня, и выглядящей подозрительно гладкой, будто её погладили.
Пытаясь не думать о том, что всё это значило, я пошёл на кухню. Утро уже подходило к концу, и Айрин наверняка должна была проснуться голодной. Работать было почти не с чем, но во дворе были свежие яйца, а в кладовой ещё оставался хлеб, так что я старался как мог. Яичница и бутерброд с маслом — это всегда хорошо.
Почуяв запах плодов моего труда, в кухню забрела Айрин:
— Папа?
Я одарил её смелой улыбкой:
— Доброе утро.
На её лице было странное выражение.
— Как я очутилась в кровати? — спросила она минуту спустя.
Я пожал плечами:
— Я вчера несколько перебрал, поэтому помню плохо. Возможно, я тебя уложил.
— Общая комната, — пробормотала она. — Я думала, ты потерял контроль. — В её голове мелькнуло неприятное воспоминание, и она содрогнулась. — Не знаю, что было потом.
Посмотрев ей прямо в лицо, я попросил прощения:
— Прости за вчерашнее. Мне ни за что не следовало позволять себе так много пить. И я определённо не хотел, чтобы ты видела меня в таком состоянии. Больше этого не повторится.
