— «Отпусти нас, иначе я убью вас обоих», — предупредил я.
Я ощутил, как старейшина сдался, но мне потребовалось мощное усилие личной выдержки, чтобы прекратить насыщаться им. Возможно, я сумел это сделать лишь потому, что уже выпил огромное количество эйсара. Пустота всегда была голодна, но в тот конкретный миг я забыл об истинном голоде. Я каким-то образом остановился.
Я оглядел Киона магическим взором и чем-то тёмным… восприятием жизни, которое становилось таким ярким каждый раз, когда я позволял пустоте овладеть собой. Старейшина Иллэниэлов был очень ослаблен. Если бы я продолжил дальше, то он умер бы, даже если бы я потом остановился. Эйсар, прежде мощно гудевший вокруг его тело, теперь лишь вяло вибрировал.
Я же, с другой стороны, чувствовал себя просто чудесно. Певшая в моих венах мощь была такой сильной, что я не сомневался: если я откажусь от пустоты и попытаюсь вернуться к человеческому облику, то наверняка сгорю во вспышке эйсара, не оставив от тела почти ничего кроме кучки пепла. «Хорошо, что мне не нужно быть человеком», — подумал я про себя.
— Зачем быть человеком, когда можно быть богом? — пробормотал я, недобро улыбаясь.
— «Ты обрёк всех нас на гибель», — сказал старейшина. — «Машины грядут».
— Ты сам себя обрёк, Кион, — сказал я. — Не надо было тебе меня трогать. — Затем я вспомнил о Роуз. Приложив усилие мысли, я расколол окружавший её каменный купол. Какая-то часть меня хотела подойти к ней, но я не смел слишком приближаться. Учитывая то, сколько во мне было силы, я скорее всего смог бы избежать вытягивания из неё жизни — но я боялся, что могу спалить её одним лишь касанием.
Я был существом из переплетённых света и огня, и мне хотелось ещё. Как бы я ни использовал свою силу, забирая или давая, Роуз это бы уничтожило. Направив взгляд на массивное дерево, я приказал:
— Позаботься о ней. Убедись, что она здорова и цела, сыта и защищена. Я вернусь. Если она не будет в здравии тела и духа, то я закончу с тобой то, что начал.
После чего я взмыл в воздух.
— «Куда ты?» — слабо вопросил Кион.
— «Искать машины», — ответил я. — «Мне нужно что-нибудь сжечь».
Эпилог
Мэттью ждал снаружи границы между Ланкастером и, как ему думалось, «реальным» миром, хотя он и знал, что они были частями одного целого — и в этот момент он ощутил что-то странное. Его желудок скрутило, и на него накатило головокружение. Пространственная граница рядом с ним задрожала, и начала таять. Обычным зрением он начал видеть перемежавшиеся друг с другом вспышки обоих пространств, но мигала не только граница.
Земля, на которой он стоял, также смещалась туда и обратно. В целом это ощущалось немного похожим на землетрясение, вот только ничего не двигалось. Сама реальность смещалась и искажалось то в одну сторону, то в другую. Ощущение было таким мощным, что его замутило, прежде чем его вытошнило, всё закончилось. Он обнаружил, что нетвёрдо стоит на ногах, хотя земля под ним была совершенно спокойной.
Он снова изучил границу, но проходившая по ней дрожь исчезла. «Что это было?» — задумался он. «Она начинает рваться?». Гораздо более значимым вопросом для него было то, что случится в результате.
— Одно дело — заново собрать мир как прежде, — сказал он себе, — но если граница обрушится везде и сразу… — Разум отказывался давать удовлетворительный ответ, но Мэттью знал, что последствия будут плохими.
* * *
Дэвид Эйрдэйл ложился спать усталым и раздражительным. За последние несколько дней ещё несколько человек из его обслуги слегли больными, оставив его с недостатком слуг, но беспокоило его не это. Если быть честным, он не знал, что его беспокоило. Он просто чувствовал себя не в своей тарелке.
Обычно он предпочитал ложиться поздно, но в этот раз он не мог бороться с усталостью, поэтому лёг пораньше. Несколько слуг, мимо которых он шёл, будто все зевали, так что дело было не только в нём. С другой стороны, они все обленились — это он точно знал. Это было проклятьем дворянства — необходимость управлять деятельностью плебейского, ленивого простонародья.
Но лично он утомился донельзя. «Может, я слишком усердно работал», — подумал он, входя в спальню.
Короткий взгляд сказал ему, что Марсэлла, его жена, уже крепко спала, что стало для него некоторого рода облегчением. Сил на её тупую болтовню у него не было. Эйрдэйл устало стянул с себя одежду, и завалился на кровать рядом с женой. Натянув на себя тяжёлое одеяло, он заснул чуть ли не до того, как закрыл глаза.
Когда он проснулся, ещё было не утро. Через дорогостоящие окна, на которых настаивала Марсэлла, не пробивался свет. Стекло было чёрным, без намёка на сияние солнца. «Я так устал, что забыл задвинуть шторы», — сумбурно подумал он. Это было бы досадно. Окна их спальни выходили на восток, и, учитывая их привычку спать допоздна, утренний свет ими приветствовался редко.
«Надо задвинуть шторы», — решил он.
Однако попытка сесть вылилась в монументальное усилие, поэтому он ограничился тем, что подобрался, оперевшись на спинку кровати.
— Марсэлла, — сказал он странно заплетающимся языком. — Проснись.
Но его жена не шелохнулась, поэтому после ещё нескольких устных попыток пробуждения он потряс её за плечо. Её тело было вялым и неотзывчивым.
— Сколько ж ты выпила? — пробормотал он.
— Не слишком много, Лорд Эйрдэйл, не бойся, — послышался у него под ухом женский голос.
Он встревоженно мотнул головой, или, точнее, попытался… казалось, что всё происходило медленнее, чем положено. Рядом с его кровати сидела прежде остававшаяся незамеченной фигура, старая женщина, которая, похоже, позаимствовала стоявшую у туалетного столика его жены табуретку. Женщина приветливо улыбнулась ему, когда их взгляды встретились.
— Ты кто? — спросил он, жалея, что не может выдержать нужный тон голоса. Он был слишком онемевшим, чтобы выразить ощущаемое им возмущение.
— Старая подруга, — ответила она. — Довольно скоро ты всё поймёшь. — Подавшись вперёд, карга взяла влажную тряпку, и вытерла что-то с его губ и подбородка. Затем она встала, и подошла к камину, после чего бросила тряпку в огонь.
Наблюдая, он осознал две вещи. Во-первых, кто-то добавил в камин дров — в противном случае там было бы только угли, поскольку перед отходом ко сну сам он топлива не подбрасывал. Во-вторых, на старухе была пара тяжёлых рабочих кожаных перчаток. Спалив тряпку, она сняла перчатки, и их тоже бросила в огонь, позаботившись о том, чтобы они сгорели полностью.
— Не знаю, кто ты такая, но я сейчас вызову охранника, — сказал Эйрдэйл. — Тебя высекут за то, что вошла в мою спальню без приглашения.
Старая женщина засмеялась:
— Валяй. Они так же смогут объявиться, как твоя жена может проснуться. Этой ночью все крепко спят, мой дорогой Граф.
