Я нахмурился. Ей было больно, но я не видел никаких следов крови или колотых ран.
— Спасло её появление Тириона. Он вышел из её покоев, и разобрался с нападавшим. Полагаю, он также залечил её раны. Также следует заметить, что он был в её покоев с предшествующего вечера, и что она отослала своих родных ночевать в другом месте.
Качая головой, я попытался уложить это в голове. «Она бы на это не пошла. Она слишком гордая. Она бы этого не сделала, только не ради меня». Нет, я был не настолько глуп. Они, наверное, устроили заговор с целью моего освобождения. Всё объяснялось довольно просто.
— Тирион дважды посещал её покои до этого, — безжалостно продолжил Гарэс. — И, будто этого мало, она зачастила в трущобы и дурные кварталы города. Полагаю, это было для чего-то, связанного с твоим делом, но сомневаюсь, что остальные пришли к таким же выводам.
Я возмущённо зыркнул на Гарэса:
— Я знаю Роуз почти тридцать лет. Это всё косвенно и голословно.
— Тебе не нужно убеждать меня, Мордэкай, — сказал Гарэс. Затем он широко махнул рукой вокруг: — Убеждать тебе надо их — весь остальной город, придворных и сплетников. Они уже приписали ей наихудшие преступления, какие только могут вообразить. — Его рука остановилась над моей скамьёй, где лежала маленькая, засохшая корка хлеба, оставшаяся завёрнутой в салфетку. Он поднял её, и показал мне: — Как думаешь, как она это тебе пронесла?
— А это ещё тут при чём?
— Мои агенты проверили нескольких людей, с которыми она встречалась в городе, — сказал Гарэс. — Некоторые из них были молодыми женщинами, чти мужья провели время в темнице. Судя по всему, они смогли подкупить надзирателя, и убедили его позволить им приносить возлюбленным еду и другие удобства.
Это были бедные женщины, Мордэкай, а здешний надзиратель — один из самых мерзких, сифилитичных подонков на моей памяти. Как думаешь, чем они платили ему за его помощь?
Подавленный, я сел обратно. Покушения? Тирион? Это было чересчур. Мой мозг отказывался осознавать всё это.
— Отпусти её, Мордэкай — ради неё самой. Она тебя не поблагодарит, но это будет с твоей стороны милосердно. — С тем он и ушёл.
* * *
Когда спустя час или два появилась Роуз, я не мог смотреть ей в глаза.
— Чувствуешь вину? — весело спросила она. Роуз поставила на пол перед скамьёй корзину, и разгладила одеяло, прежде чем усесться.
— Ага, — признался я. — Думаю, я совершил ошибку.
— И не одну, — озвучила она своё мнение. — Давай, съешь чего-нибудь. Твоё настроение сразу поднимется. Я и фруктов принесла. — Протянув руку вниз, она выудила из корзины яблоко, и дала мне с, как ей казалось, успокаивающей улыбкой.
— И чего тебе это стоило? — горько спросил я.
Она откусила от яблока маленький, изящный кусочек:
— Немногого. Яблоки в это время года дешёвые.
— Тебе ведь на самом деле не позволено носить мне это, верно?
Роуз встала, шагнула ко мне, и поднесла яблоко к моему рту. Она ждала, глядя на меня, пока я не открыл рот, после чего толкнула яблоко вперёд, заставляя меня откусить.
— Так-то лучше, — тихо сказала она. — Мы с надзирателем договорились, — сказала она небрежно. — С его стороны неприятностей не будет.
Я стал нехотя жевать, хотя мякоть яблока была на вкус как пепел. Попытавшись сглотнуть, я закашлялся, и от этого у меня заслезились глаза.
— Попытайся не испортить еду, Мордэкай, — предостерегла Роуз. — В суде ты нам нужен здоровым.
Взяв яблоко из ей руки, я положил его обратно в корзину, а потом попридержал Роуз перед собой, изучая её лицо. Она гордо глядела на меня в ответ, но уловил какой-то намёк в глубине её глаз. Протянув палец, я провёл им по коже у неё под глазом. На пальце остались следы пудры. Кожа под ресницами была тёмной.
«Она не спала», — осознал я.
Оттолкнув мою руку, она поводила пальцем под глазом, пытаясь размазать пудру обратно, хотя у неё и не было зеркала, чтобы проверить результат.
— Это было очень немилым с твоей стороны, Морт, — с упрёком сказала она.
— Хватит, — внезапно сказал я. — Мне не нравится, как это на тебе отражается.
— Немного поспать — и всё будет в порядке, — заверила она меня. — Тебе следует о себе позаботиться. — Сдвинувшись в сторону, она обошла меня, и подобралась сзади. Роуз запустила свои руки мне подмышки, и сцепила свои ладони спереди, слега сжимая меня.
Моя решимость начала таять. Я не хотел отталкивать её, но сжал челюсть, и крепко схватил её за руки. Разведя её ладони, я отступил прочь:
— Я лгал тебе, Роуз. Но больше я так не могу. Ты заслуживаешь лучшего.
Она осторожно посмотрела на меня, склонив голову на бок:
— Тебе можно сомневаться. Вчерашнее было внезапным, и, возможно, глупым, но я не настолько ветреная. Если кто и понимает боль от потери близкого человека, то это я. Буду ждать столько, сколько потребуется, но мнения своего не изменю.
— Да не в этом дело, — возразил я. — Или, точнее, не только в этом. Про Лиманда я солгал. Я убил его, Роуз. Когда увидел, что он сделал с той девочкой, я потерял голову. Он был без сознания, но мне было почти всё равно. Я вытащил свой кинжал, и воткнул ему в сердце. На суде я так и скажу.
Я ожидал от неё шокированного вида, или хотя бы разочарования, но она не продемонстрировала ни то, ни другое:
— Тогда, полагаю, защищать тебя в суде бессмысленно, — просто сказала она. — Ладно же. Придётся продвинуть вперёд другие мои планы.
От этого по мне пробежал холодок. Заволновавшись, я спросил:
— Другие планы?
Она кивнула:
— Для твоего освобождения, конечно же. Ты же не думал, что я сложила все яйца в одну корзину, а?
— Но я же убил его, — настаивал я.
— Конечно, дорогой, — снисходительно сказала она. — Это лишь значит, что пройти лёгким путём мне не удастся.
Я покачал головой:
— Ты не понимаешь. Я виновен. Я хочу поплатиться за моё преступление. Тебе не следует делать ради меня ничего глупого.
— Глупого? — сказала она, недоверчиво глядя на меня. — Глупого — как, например, попытаться мне солгать? Лиманд умер, но не от твоего кинжала. Воткнутый в его сердце кинжал был его собственным.
Моё лицо слегка зарумянилось. Обычно я умел лгать, но в Роуз было что-то, всегда заставлявшее меня спотыкаться:
— Да, его кинжал, — сказал я, соглашаясь с ней. — Я это и имел ввиду. Я тогда был так взвинчен, что, наверное, неправильно вспомнил.
— Люди не лгут мне, Мордэкай, по крайней мере — успешно. Они иногда могут лгать про меня, но лгать мне в лицо не получается. Так почему бы нам не перейти к сути вопроса? Ты что, пытаешься меня защитить?
