– Я все тебе дам, – пообещал тихо.
Череда вкусных поцелуев, а после ладонь, указавшая «раздвинь бедра».
– Кажется, кто-то рад моему приезду, – шепнула я прерывисто.
– Очень.
Ответы спокойные и жесткие.
Этот мужик был шире меня, выше, больше раза в полтора. От этого понимания сносило. А когда в проход уткнулось то, по чему я скучала ночами (и днями), я покорно выдохнула и обвила мощную шею. Он входил в меру быстро, в меру медленно, поступательно – вклиниваясь, требуя больше пространства, создавая под себя. И теперь мне было все равно, что для этого пришлось куда-то ехать, ругаться, спускать машину в реку – Гранд стоил всего, этот процесс тоже. Я была просто скользкой, я просто трахалась, в лучшем смысле этого слова. Открывалась для шикарного члена, позволяла в себя втыкаться, подбрасывать, катать – и ничего больше не нужно! То, как дышал Гранд, было песней для моих нимфоманских ушей – то медленно и шумно втягивал воздух, то выпускал его, то прерывался, то издавал стон-рык, от которого мне хотелось «дать» еще сильнее.
Не помню, откуда взялась спальня – наверное, мы решили, что там удобнее. Горизонтально мне было так же хорошо, как и вертикально. Ноги врозь – как это правильно для женщины, когда сверху такой самец, такое мужское тело, такое очевидное отросшее достоинство. Перед таким ноги сами разъезжаются…
(DREAMERS, American Teeth – Still Not Dead)
– Я с тобой себя не узнаю… Просто нимфоманка… и дурочка.
– Я доволен.
Он так и сказал: «Я доволен». Как повелитель, как король, которому правильно поклонились. И при этом никакой спеси. У меня стоят соски, у меня потоп между ног, а Гранд выскользнул и оседлал меня так, что его член практически уткнулся в мои губы. Боже, какие мощные ноги, какие яйца, я бы потянулась к его головке, если бы ее ко мне не приблизили, не вложили в рот.
Он сказал – я все тебе дам, – но соврал, давал не весь член, только его треть. Как прекрасно, когда для того, чтобы мужской член в тебя вошел, приходится прилично открывать рот. Это вкусно, когда мужчина большой везде, когда тебе позволяют себя облизывать, обхаживать, вталкиваются ровно настолько, чтобы балдеть, но не задыхаться, недодают пару миллиметров, и хочется еще, еще…
– Я с тобой готова на все… – прошептала, как только Гранд мягко отобрал у меня себя.
– На все?
– Да…
И его лицо опустилось туда, где у меня давно жарко и скользко. Мягкий поцелуй в клитор, в губки, после такое нежное скольжение языка, что я почувствовала себя вкуснейшим воздушным десертом. Впрочем, готовым вскоре накалиться и стать вулканом. И стала бы, если бы в какой-то момент палец Гранда не принялся массировать мне задний вход, растягивать, баловать.
– Нет… – выдохнула жарко, – туда… не пущу…
– Значит, готова не на все? – Он вернулся и теперь усмехался мне в губы. – А я подумал, твоим обещаниям можно верить…
Сволочь. Горячая, сексуальная, наглая.
– Ничего, я тебя подготовлю…
Я промолчала лишь потому, что знала, он сделает то, что решил. Если не сейчас, то позже. В моих глазах поволока, сплошное «хочу», сплошное «иди ко мне».
– Кажется, кто-то тоже рад, что приехал.
– Очень.
Гранд не торопился. Вновь приподнялся, положил свои ладони на мою грудь, сжал – он полыхал внутри, делая это, я чувствовала.
– Знаешь, что мне хочется делать всякий раз, когда я вижу ее, твою грудь?
– Что?
Кажется, мы уже не столько отвечали вслух, сколько понимали друг друга флюидами.
– Хочешь, чтобы я показал?
– Хочу.
Он лег сверху, еще не вошел, лишь уткнулся туда, куда положено. Занял позиции, снял все курки с предохранителя.
«Моя хорошая, ты не знаешь, на что подписалась. Может, зря приехала?»
«Не зря».
«Я ненасытен. А ты слишком красива».
«Делай!»
«Сделаю… И не один раз».
А после Гранд стал диким. Таким, как надо. Без дури, без болезненных ощущений, но, когда ты понимаешь, что тебе конец, потому что теперь он будет двигаться, он не остановится, он нашел такой темп, от которого тебе снесло мозги. Уже не вырваться, уже не выбраться – он везде и с каждым ударом все глубже.
– Да, моя хорошая, да…
Он занимал мое тело, он постепенно занимал всю мою душу. Он трахался, как бог, когда женщина беспомощна, когда он дает, а она принимает, когда глаза в глаза, когда ты понимаешь – он опять победил…
Я билась в его руках раненой птицей и раздраконенной кошкой, а Гранд делал такие последние толчки внутрь, что шах и мат, что ты сдался до того, как провалился в пропасть, сладко спазмируя. А его руки все еще на твоих волосах – сильные руки, выпуклые вены. И подушечки пальцев на твоем пульсе.
(Sir Sly feat. Gary Clark Jr. – Citizen)
Мы бы лежали в той спальне, которую я из-за закрытых ставней и отсутствия в ней света не могла даже рассмотреть, и дальше. Но завибрировал в кармане джинсов телефон, и Гранд вышел в коридор.
Я отыскала его майку, надела ее (она доходила мне почти до колен) и теперь стояла у окна в пол на втором этаже. За стеклом заснеженный балкон, за балконом, если проскользить взглядом по верхушкам деревьев, обрыв. Тот самый, наверное. Дом на возвышении – бесконечно удачное место, чтобы наблюдать красивейшие закаты; пейзаж расстилается такой, что хоть на календарь. И загадочная расщелина, ведущая в никуда. Интересно, другой стороны все-таки можно достичь или нет?
Он подошел почти неслышно. Обнял меня размякшую, разомлевшую, уткнулся носом в макушку, большие ладони под грудью. Все так естественно, будто мы каждый день стояли здесь – я босыми ногами на ковре, Гранд, прижавшись сзади. С ним было очень тепло и очень спокойно.
– Это она? – спросила я, глядя на обрыв.
– Да.
Пропасть между уровнями. Или просто конец одного, а дальше ничего.
– Сходим посмотреть?
– Возможно. Но сейчас я должен идти, нужно помочь вытащить машину.
Я развернулась, и Гранд подушечкой большого пальца провел по моим губам. Опухшим от поцелуев, чувствительным.
Взгляд темных глаз не такой полыхающий-дикий, как тогда, когда мы только вошли в коттедж, но тлеющее-горячий. Да, пламя в этом мужике способно разгореться за секунды, и тебя снесет отдачей. Просто посмотришь на него, просто распахнешь ротик и раздвинешь ноги.
«Тебе, наверное, все дают?» – хотелось сказать, но я не сказала. Знала, что ответ будет жестким, если вообще будет. Чувствовалось, что тот, кто стоит напротив меня, всем подряд себя не дает.
– Есть хочу очень. Здесь имеется не пустой холодильник?
