– Говори.
Она смотрела исподлобья, с таким выражением признаются в чем-то неприятном.
– Нам на счет утром поступил транш. В пять миллионов.
Мои брови взлетели вверх.
– А ты говоришь, что ни с кем не общалась…
– Я не общалась!
– От кого он поступил? От Букинс и Ко?
Может, это мой шанс выбраться из депрессии? Займусь разработкой новых стратегий, привлеку новых специалистов, нырну, наконец, в процесс.
Траурная пауза.
– Транш от Гранд-Траст.
Надежда взлететь рухнула. Стало тяжелее, чем было. «Откупился? Посмеялся, мол, пять миллионов для меня ничто? Подавись…»
Наверное, Люси все поняла по моему лицу, по сжатым губам.
– Отбей его назад.
– Жу…
Тишина. Это мнение я не изменю. Но прагматичная Люси еще пыталась:
– Это наш шанс на расширение, закупку сырья, постройку собственного склада – не будет больше аренды…
Прекрасные планы. Значит, не сейчас.
– Мы справимся сами.
– Но не так быстро.
– Значит, не быстро.
Она сдалась. Какое-то время сидела понурая, задумчивая, наверное, все еще прокручивала в голове то, что почти сбылось, но вдруг вильнуло задом и махнуло на прощание рукой.
– Извини, – это слово я не сказала, почти прошептала, – я дура, знаю.
– Ничего, – прежде чем заговорить, подруга долго молчала. – Еще неизвестно, как бы я сама реагировала на твоем месте. Может, еще хуже. Справимся, фигня…
В этом была ее сила – в умении быстро переключаться.
– Я распоряжусь, транш отобьют.
– Спасибо.
Теперь я ждала, когда уйдет и Люси. Гранд умудрился сделать больно на расстоянии – может, он не пытался, но, кроме унижения, я не испытала ровным счетом ничего. Очень хотелось бренди. В одиннадцать утра.
Когда я вытащила из кармана ключ, чтобы положить на стол, руки мои тряслись.
– Я пойду… прогуляюсь… Ты закрой тут.
– Иди, – авторитетно кивнула Люси. Меня проводил из кабинета ее тяжелый и сочувствующий взгляд.
⁂
(Kloud – VIRUS)
Гранд
Он шагал с утра до вечера. Приобрел лучшую обувь на мембране, с шерстяной стелькой, и все равно замораживал ноги так, что после приходилось час отогревать их у камина. От дерева к дереву, по сугробам, по бездорожью, с пристегнутыми к подошвам снегоступами. Зачеркивал квадраты на карте один за другим – здесь искал, здесь искал, здесь еще нет…
Проблема заключалась в том, что он даже не знал, как она выглядит – эта дверь. Как марево в воздухе, как круглый портал, как два вбитых в землю колышка или как символ на коре сосны? Он, может, давно ее пропустил, но даже не понял этого. И тогда, значит, снова…
Нет, об этом Гранд думал давно – снова поиски он не начнет. Нет, значит, нет.
Хотелось есть, хотелось пить, но бутерброды он съел два часа назад, на большее их число продуктов не хватило. Останься здесь Тати, она кормила бы его сытно, но поварих Гранд отпустил, потому что впервые отменил тренинг – приказал секретарю обзвонить новичков, сообщить, что база временно не принимает.
Ни разу этого не делал раньше, никогда…
В прошлом Гранд искал Дверь в перерывах между работой, тренировками и отдыхом, чаще на выходных, но теперь посвящал этому все свободное время, потому что хотел раз и навсегда для себя прояснить, существует она или нет.
Те, кого он допрашивал – по большей части бывших заключенных, беглецов и пойманных преступников – говорили: «Это не пространственный Портал, это временной…» Откуда им это было известно – загадка, но все сходились в одном: Дверь переносит на год назад. Независимо, когда ты в нее ступил, она отмотает в твоей жизни ровно триста шестьдесят пять дней. Оттого и перли сюда, невзирая на знаки «Частная территория» и «Вход воспрещен». Желали исправить судьбу, наверное…
Он желал тоже.
Хотел ступить в Портал по нескольким причинам. Нет, не для того, чтобы вернуть Сару, но, чтобы прожить этот временной отрезок заново, вовремя разуть глаза, заметить то, чего не замечал раньше, заживить уязвленное чувство собственного достоинства. Вернуть себе себя. То была первая причина – менее существенная. А вторая… Он должен был вернуть браслет. Браслет, который его мстительная бывшая выкрала из сейфа вместе с именными облигациями и ценными бумагами в тот единственный раз, когда вернулась в его квартиру, чтобы оставить на столе чертов ключ. Откуда она узнала комбинацию от сейфа, где он никогда не хранил наличность, Гранду было наплевать – вернется, изменит ее (возможно, заменит сейф или перенесет из него все в банковскую ячейку). Ценные бумаги он смог восстановить, бизнес-документы тоже, а вот браслет – он впервые побоялся, что схватит за шею женщину, – эта стерва выбросила в мусорку. Он даже нанял людей, заставил перебрать все урны в округе – тщетно.
Чем ему был ценен тот браслет, неизвестно. Каким-то удивительным ощущением, что Гранд в этом мире не один. Потертый металл, несколько колец, табличка с затертой гравировкой – он никогда не мог ее прочитать. Но эта штука на запястье возвращала покой в его душу, наполняла спокойствием, как невидимый источник. За этот браслет, не будь Сара женщиной, Гранд разбил бы и морду, и ребра… Положил его в сейф для того, чтобы отыскать мастера-ювелира, попросить восстановить надпись. Не успел. (*прим. автора – этот браслет Гранду подарил отец до прихода на Уровни. Во время перехода он остался у Гранда на запястье)
Подмерзший снег хрустел, утрамбовывался под снегоступами – метр за метром человек в теплой одежде двигался вперед.
Но, куда бы Гранд ни сворачивал, собственные мысли преследовали его везде.
(Zac Brown, Sir Rosevelt – It Goes On)
Джулиана… с ней должно было быть просто. Встретив на дороге женщину, от которой он попросил просто секса, Гранд рассчитывал на обычную разрядку без отрыва от собственных планов, сохраняя вектор намеченного движения. Но что-то пошло не так. Эта самая женщина вдруг оказалась теплой, интересной, дерзкой, податливой, заводной и кое-где такой покладистой, что Гранд вдруг вспомнил о настоящей человеческой нежности. Вспомнил, да. Однако это не давало Джулиане право давить на него. У них неожиданно начало что-то складываться, и, возможно, не перейди она в открытое наступление, сложилось бы – кто знает. Время, неспешные шаги, правильные слова, еще чуть больше тепла, и, быть может, Гранд зажил бы без Двери, бросил бы поиски и саму идею. Но Джулиана надавила. И когда он захлопнулся, и без того неспособный определиться, двигаться вперед или назад, она хлестанула его этой фразой про Букинса, про «поганую овцу». Не стоило. Ложность всего ее заявления он осознал сразу, как только остыл, но вот само желание ударить не простил. Транш выслал не потому, что «удовлетворила» и не для того, чтобы унизить. Просто подумал, что ей нужнее. Если он уйдет. А не отыщет Дверь, так и бог с ним, не обеднеет.