Впрочем, особо опасным этот путь пока не был, чей не настоящие горы еще, а так, предгорья. А крутые склоны, уходящие и вверх и вниз от дороги, были покрыты лесом. Дубы, грабы, буки — с редкими кронами и тонкостволые по меркам равнинных лесов, зазывно тянули свои ветви из глубоких низин. Едешь по дороге с краю, а тебе в лицо ветка тычется — глянешь на дерево и голова кругом идет — ствол-то его далеко-о-о вниз уходит, чуть не параллельно каменистому поросшему плющом склону.
Это в закрытых, зажатых, завернутых в пологие горы местах, куда солнышка почти и не попадает.
На открытых же ветру и дневному свету склонах, те же дубы и грабы — пригнувшиеся, кряжистые, корявые, цепляются вспученными корнями за каменистую землю.
А на самом солнцепеке только сосенки невысокие да «свечки» можжевельника стоят.
Льнянка все только охала и ахала, рассматривая непривычное для себя окружение, и то и дело прикладывала к щеке листики со спускающихся к самому лицу ветвей, подкатывая при этом глаза. Что уж она там чувствовала, Вик не знал, но наблюдать за ней было смешно, а на вопросы она вразумительно не отвечала — дриадова кровь, что тут говорить!
А уж сколько раз этот путь, спуская их в низину, заставлял пересекать речки — и не пересчитать… да может, это и не разные, а все одна и таже, только плутающая, как и они, меж гор. Дорога же, не нарушив своего полотна, летящим мостком без всяких опор, перелетала над каменистой поймой, заставляя еще раз поразится искусству древних строителей.
Сейчас, в самом конце лета, после нескольких десятниц жары, речушки были мелководны — еле-еле тонкой лентой текли они, переваливаясь по камешкам своего ложа, то и дело, теряясь в них совсем. Но было видно, что в весеннюю пору они не столь слабы и тихи. Русла их из сухого белесого камня были высоки и широки, а на крутых поворотах громоздились и наносы каменные, и стволы деревьев, вместе с корнями из земли выдранные.
Когда солнце уже стало клониться к закату, а глубокие провалы меж лесистыми склонами заволакивать вечерним туманом, компания друзей и сопровождающие их дины, спустившись с очередного склона, въехали в ложбину, которая нырнув меж покатых стен, расширялась в довольно большую долину. Открытая вечернему ветерку, легко скользившему по ней, она еще не была прикрыта сизой дымкой и полностью открылась их взору.
Справа, с уступчатого обрыва, прыгая по камням, спускался водопад, образуя в месте своего приземления небольшое озерко, сейчас, как и все речушки в этом горном краю, порядком обмелевшего, но все равно очень живописного. На покрытой травой поляне вдоль его берега тянулись голые каркасы шатров, а в стороне, под самым склоном, стоял ряд простых серых палаток. В глубине долины паслись десятка три лошадей, а в кустах проглядывались несколько больших повозок.
Стоило им нарисоваться у въезда, как навстречу выехали вооруженные всадники. Это и была первая стоянка, подготовленная для королевского свадебного кортежа.
Считать наличие заготовленных костровых и отхожих ям Вик, конечно же, не стал, что бы там не велел ему его величество. Оставив уважаемых динов заниматься своим делом — место осматривать, указания давать и ямы, в том числе, пересчитывать, он сам и его постоянная компания двинулись дальше — в Гномий Камень.
Это величественное сооружение сейчас высилось над долиной, отражая ровными гранями башен лучи заходящего солнца и грозно глядя на окружающую местность древними узкими бойницами.
Последний час пути, когда крепость то и дело стала проглядывать между, то одним, то другим склоном, любопытные и неугомонные эльфята все уши Вику прожужжали, что не плохо бы было на ночевку туда подняться, а поутру осмотреть ее. Но, что уж греха таить, и он сам, мало что повидавший в своей жизни, хотел того же. Тай с Корром поддержали идею — хотя они и проезжали за долгие годы своих странствий это место не раз, но в самом замке так, ни разу и не побывали.
Так что, договорившись с дином Рябчем и дином Волом, что завтра подойдут к стоянке к полудню, чтоб двигаться дальше, они отвернули от Главного тракта и направились вверх по крутой и каменистой тропе.
Лошадей им, почему то, порекомендовали оставить здесь — на поляне. Сначала они было решили, что из-за вольного пастбища, но как оказалось, совсе-е-ем не поэтому.
К замку они поднялись, когда уже стемнело, а квадратные башни, вытесанные из светлого камня, уже отсвечивали не розоватыми лучами заходящего солнца, а белыми серебристыми — луны. Подвесной мост был поднят, а ворота наглухо закрыты, как и положено с приходом ночи в военном замке.
Они малость струхнули при таком положении дел — татуировку-то принца Правящей Семьи, чей поди, и не разглядеть с высокой стены, а других доказательств благонадежности у них не было. Зато оружия при себе они имели достаточно, и, как минимум, трое из них выглядят, как бывалые воины. Кто ж их пустит теперь?
И если б не солдат гарнизона Камня, что вызвался проводить их ближней дорогой до крепости, коротать бы им ночь на голых холодных камнях безлесого в этих местах склона.
А так, не успели они испугаться возможных последствий своего любопытства, как их проводили к неприметной дверке, казалось в совершенно глухой стене, и по узкому лазу, через несколько открываемых и запираемых снова решеток, провели внутрь. Вот тут-то и стало понятно, почему их лошадкам лучше в долине было оставаться — здесь бы они точно не прошли.
В замке, понятное дело, им никто особо не обрадовался — кому нужен принц и еще четверо голодных на пороге, когда уж ночь на дворе и спать пора?
Но и сильно возмущаться никто не посмел. Комендант крепости, хмурый дядька с висячими усами и увесистым животом, вполне прилично поприветствовал их и проводил в гостевые комнаты. Благо места было много.
С тех пор как земли и по ту сторону Валапийской долины стали принадлежать Эльмерии стратегическая значимость Гномьего Камня сошла на нет, а гарнизон его уменьшился раз в десять. Теперь его задачей было не столько рубежи королевства охранять, сколько порядок в долине поддерживать, блюдя безопасность стоянок и пути.
Так что комендант с легкостью нашел им место для ночлега и, проводив их туда самолично, откланялся. А обязанности по кормежке незваных гостей возложил на того самого солдата, что и привел их в крепость — типа, вот пусть и отдувается, раз знатных и приблудных водит в неположенное время.
Но солдат, мужчина, видно, не злоблевый, только ухмыльнулся в усы и, развернувшись на каблуках, побежал выполнять приказ начальства. А уже минут через двадцать, попутно извиняясь за скудость рациона, ставил перед каждым из них большую чашку с еле теплой и настолько сильно разваренной крупой, что и не поймешь с ходу какой именно, и куском жареной говядины. К этому прибавил по ломтю не очень свежего хлеба и по кружке фруктового взвара. В общем, потрапезничали они не очень вкусно, но вполне сытно.
А утром проснулись от бряцанья оружия в гулком замковом дворе — солнце уже встало, и гарнизон вышел на первое в этот день построение.
