Через два дня после нашего приезда, когда я был в душе, появился Себастьян Абреу. Я жил в номере с Мартином Касересом, а он – с Эдисоном Кавани. Он смущенно спросил: «У вас есть горячая вода?»
«Ага».
«Откуда? У меня только холодная».
«H – это горячая (hot), а C – холодная (cold)».
«А, а я думал, что C – Caliente (горячая), а H – Helada (мороз)».
Я подумал: «Вот осел». Естественно, мы хохотали до упаду.
«Не рассказывайте никому, пожалуйста», – умолял нас Себастьян. Естественно, мы всем рассказали. Когда ты в национальной сборной, особенно в такой, как наша, где все футболисты играют за границей – только Эгидио Аревало и Мартин Сильва играли на тот момент в Уругвае, – ты можешь видеться с остальными только пару месяцев в году, поэтому наши встречи были особенными. Мы вместе пили матэ и говорили, говорили, говорили; это действительно похоже на встречу старых друзей. Я не помню ни единого эпизода, когда бы случались какие-то проблемы, конфликты или драки, и думаю, это один из секретов нашего успеха. У нас не было внутреннего противоборства, и никто не думал, что он лучше других.
Это была одна из вещей, поразивших меня сразу после приглашения в Уругвай. Диего Форлан был звездой команды, но в раздевалке он вел себя точно так же, как и все остальные. Все искренне чувствовали равенство. Не было даже намека на мысль: «Я лучше тебя». Никогда.
То же самое касалось персонала: они знали, что мы не типичные футболисты, считающие себя лучше всех остальных. Все мы были выходцами из примерно одинаковых семей со всеми трудностями и проблемами. И если вы собираете вместе людей со схожими взглядами и опытом, с общей одержимостью, то у вас большое преимущество.
Нам любезно предоставили целый отель, поэтому мы играли на бильярде, в Truco (уругвайская карточная игра), а еще кто-то организовывал футбольные турниры на PlayStation. Это стало довольно серьезным соревнованием, и я показал неплохие результаты.
На тренировках мы тоже проводили соревнования: однажды моя команда проиграла в финале. Были соревнования по исполнению штрафных или пенальти, в которых проигравший становился рабом всех остальных на целый день. Однажды я подавал обед своим партнерам, надев колпак шеф-повара и полосатый фартук. Иногда бывало и хуже.
Мы все были одной большой семьей. Альдо – El Cachete – повар. Гильермо и Мингита – ответственные за экипировку. Все наши сотрудники. Они вставали в пять утра каждый день, чтобы убедиться, что у нас есть все необходимое; они были для нас друзьями и исповедниками, кругом поддержки. Мы действительно очень ценили то, что, как и мы, они были вдали от своих семей и работали гораздо больше нас самих. Конечно, у нас было больше ответственности, но они совершенно точно работали больше. Когда мы обедали или играли, они были частью нашей компании.
Нашим тренером был и остается Оскар Табарес – El Maestro. Хосе Эррера, тренер по физподготовке – El Profe. А Марио Реболло – его ассистент, человек, который находится ближе всех к игрокам. Это человек старой школы. В его шестьдесят он все еще придерживается старых принципов: усердная, тяжелая и жесткая работа над формой. Для меня это как напоминание о прошлом, спустя 8 лет после того, как я уехал в Европу и ознакомился с его методиками. Я говорил ему: «Так больше никто не делает», но он не обращал внимания, и ты должен был с этим мириться. У нас все тот же тренерский штаб, что и был в 2006 году, они знали, что я тот еще нытик, поэтому меня никто не слушал.
El Profe организовывал занятия: не только тренировочные, но и восстановительные. Каждый день мы принимали ледяные ванны, что было мучительно больно, а еще укладывал на тихий час, который мог длиться от одного до четырех часов. Мы проводили кучу времени во сне. С полуночи до девяти утра сон, затем тренировка, еда, и затем ты снова ложишься спать. Иногда днем мы ели asado – уругвайское барбекю.
Все это безмерно помогало мне, потому что я очень сильно скучал по Софи; я был настолько поглощен ее беременностью, что мне нужно было что угодно, чтобы отвлечься. Некоторые из моих партнеров, возможно, даже не понимали, насколько мне была важна их компания и поддержка. Время между матчами всегда тянулось очень медленно; я был так далеко от Софи, а рождение ребенка было все ближе – все это казалось бы вечностью, если бы не они.
Я постоянно был на телефоне. Все время звонил, переписывался. Я говорил Софи: «Скажи Дельфи, чтобы подождала меня – я не хочу пропустить это ни за что на свете». Даже за участие в чемпионате мира? Чем дальше мы шли, тем тяжелее нам становилось. Я все больше нервничал и все больше радовался. После первого матча нам казалось, что ожидание не затянется, но оно продолжалось и продолжалось.
Мы вышли из группы, одолели ЮАР и избежали встречи с Аргентиной. Наконец мы начали лучше играть, а в игре против Южной Кореи мы также поняли, что обладаем еще одним необходимым ингредиентом – удачей. Они создали множество моментов после того, как я открыл счет на восьмой минуте. Они больше бегали, они были повсюду, на всех участках поля, они были очень быстрыми. Они попали в штангу, мы держались. Шел дождь, и мы играли довольно плохо, мы за ними не поспевали. Я был недоволен своей игрой, в одном из эпизодов я не смог нормально пробить по воротам головой. Мы были очень напряжены, а затем, когда оставалось всего десять минут и когда дождь стал лить как из ведра, случился, должно быть, мой лучший гол во всей моей международной карьере. Ровно в тот момент, когда решалось, вылетим ли мы из чемпионата или пройдем в четвертьфинал, я получил передачу на левом краю штрафной, увернулся от защитника и закрутил мяч правой ногой точно в дальний угол. Я наблюдал за мячом, пока он не влетел в сетку, а затем побежал праздновать. Это был эмоциональный взрыв.
Реакция моих товарищей – как только они поймали меня, обезумевшего, после прыжка через рекламные щиты – и чувство того, что я вывел свою страну в четвертьфинал, были одним из величайших моментов в моей карьере. Чистый экстаз.
Только потом я осознал: победа означала, что ожидание снова затянется. Софи вернулась в Барселону, а мое продолжение участия в чемпионате означало, что я снова задерживаюсь. Думаю, я плакал от счастья, что мы прошли дальше, и наполовину от горя и страха, что пропущу рождение ребенка.
После игры я сделал то же самое, что и всегда: добрался до телефона. Я всегда звонил Софи сразу после матча, но теперь это было особенно важно. В Барселоне было жарко, и она почти не шевелилась, мучаясь от жары со своим животиком. Иногда просмотр моей игры ее настолько волновал, что она не могла говорить после игры, а ее мама и папа говорили мне: «Все в порядке, в добавленное время были небольшие схватки, сейчас она отдыхает». И конечно, она тоже разрывалась: она желала мне побед, но это откладывало мое возвращение. А если она так разволновалась от игры с Южной Кореей, то как она справится с тем, что будет дальше?
Дальше были Гана в четвертьфинале и наша победа в серии пенальти, которая позволила Уругваю выйти в полуфинал чемпионата мира впервые за сорок лет. После того как меня удалили за «сейв» на линии ворот, я перед выходом в подтрибунное помещение наблюдал, как Асамоа Гьян бьет пенальти. Я был в слезах, убит горем, но когда мяч пролетел над перекладиной, я побежал праздновать. Возможно, оно того стоило.
