На поле повязка мало что меняет, но теперь на меня возложили некоторые задачи, и нужно было внести несколько изменений. Когда я был в «Аяксе», я играл со скатанными гетрами и выправленной футболкой, но все изменилось, когда я стал капитаном: я стал заправлять футболку и подтягивать гетры.
В «Ливерпуле» все было так же, и теперь, конечно, я должен был вести команду. Это та еще проблема для суеверного человека, который всегда уходит с поля последним.
Были и другие задачи, о которых мне не было известно. Я сидел в раздевалке «Олдхэма», слушал музыку в наушниках, и ассистент тренера Колин Паско подошел и сказал: «Луис, нам нужно встретиться с арбитром». Ты идешь, говоришь с капитаном команды-соперника, арбитр говорит вам, к какому времени вы должны стоять в «подтрибунке» в полной готовности, и просит тебя позаботиться о том, чтобы твои партнеры сняли с себя всю бижутерию и обмотали кольца.
В отличие от того, что происходило в Голландии, мне не приходилось говорить предматчевую речь или что-то в этом роде. Я бы умер от стыда. Я даже не знал, как сказать «орел» или «решка». К счастью, арбитр принес свою монетку, на которой с одной стороны было солнце, я знал это слово, поэтому выпалил: «Солнце!» Я не мог бы сказать что-то еще, и если бы со мной начали разговаривать, я бы оказался в затруднительном положении. У меня не было достаточных знаний английского. Я был на нервах.
Когда дело дошло до игры, это было ужасно: я не об этом мечтал, когда хотел стать капитаном «Ливерпуля». Когда ты играешь за команду нижнего дивизиона Кубка, всегда присутствует риск. Трудно отказаться от мысли, что ты победишь. Но тогда игра шла медленнее обычного, мне было холодно, и все это время уверенность нашего соперника росла. Мы проиграли со счетом 3: 2. Было отвратительно вылететь из кубка из-за «Олдхэм». Я начал игру как капитан и закончил поражением.
Но в целом мы развивались. Наши новички, Дэниэл Старридж и Филиппе Коутиньо, делали огромный вклад.
Филиппе был невероятным. Он полностью нас изменил. Именно он дал нам уверенность в том, что мы будем контролировать мяч благодаря его выдающейся технике. Ты знал, что он его не потеряет, знал, что он может вытворить с ним что-то эдакое, что всегда выберет нужный пас. Он быстро уставал в первых матчах, и его нужно было заменять, потому что он перешел к нам из лиги, в которой не такое высокое качество физической подготовки, и он играл не очень часто, но было очевидно с самого начала, что он был особенным. Он нас впечатлил с самого первого дня.
Со временем Дэниэл стал, возможно, моим лучшим партнером за всю карьеру. Я видел, как Дэниэл играет в «Челси», хотя, сказать по правде, я даже не знал, что он играл в «Манчестер Сити». Я также понятия не имел, что его отец тоже был футболистом. Но я наблюдал за его игрой, и он мне очень нравился. Я понимал, что он может положительно повлиять на клуб. Когда я наблюдал за ним на тренировках, я все больше ценил его способности. Я знал, что он был быстрым, но то, насколько быстро он мог завершить атаку, повергало меня в шок. Каждый мяч залетал в цель. Каждый раз. У него был талант, и «Ливерпуль» дал ему возможности и целостность, которой у него не было в «Челси». У него было стремление показать всем, на что он способен, если ему дадут такую возможность.
Когда я впервые поговорил с Дэниэлом в «Мелвуде», я был удивлен, потому что он сказал мне: «Вместе мы сможем сделать что-то великое». Это естественно: когда игроки чувствуют, что в команду вот-вот придет новый игрок, он будет конкурировать со всеми за место в команде, и я не исключение. Не исключением был и Дэниэл.
Новичку не пристало быть таким самоуверенным, как Дэниэл, и на мгновение я подумал: «Зачем этот парень мне это говорит?» Но с самого начала он видел это так, что мы будем в команде вместе. Дэниэл имел право беспокоиться, думая про себя: «Луис – девятка, у меня здесь мало шансов, так же, как это было в “Челси”». Возможно, он думал, что поначалу ему придется ждать своего шанса, а не играть со мной все время. И вначале все было действительно так. Но Брендан хотел, чтобы мы оба были в команде, и Дэниэл знал, что нам нужна его помощь. Мы тоже это знали.
Однако наш совместный выход в состав подразумевал изменения, и у меня не было полной уверенности в том, с чего начать. Брендан спросил, могу ли я отыграть несколько матчей слева или справа или даже как десятый номер. Думаю, я играл десяткой чаще, чем где бы то ни было еще, и это было сделано для того, чтобы мы могли играть одновременно. Когда Брендан впервые попросил меня об этом, часть меня дернулась: «Погоди-ка, я девятка». Но он с умом подошел к этому вопросу, сказав: «Луис, нам нужен еще один форвард, чтобы мы не полагались полностью на тебя, а также для того, чтобы попытаться раскрыть перед тобой пространство». Меня устроили его доводы, и вскоре я увидел, что это помогает и мне, и команде.
Не всегда все проходило гладко. И когда я сказал: «Я девятка», на самом деле частично была проблема в том, что не совсем. Сперва Брендан хотел, чтобы я больше времени проводил в штрафной, но это не сработало так, как он хотел, в основном потому, что я не всегда мог добраться до площадки вовремя или я недостаточно ограничивал свои движения в тех областях, которые должен был контролировать. Я не могу играть на одном месте. Он показывал мне видео, чтобы объяснить, каким образом мне нужно двигаться, и я понял, чего он от меня хочет; проблема была в том, что я сам по себе не подходил для такой игры. Я не могу просто стоять и ждать мяча. Мы создавали моменты, но я не был в штрафной, чтобы их реализовать.
Мы мало об этом говорили. По правде, я подозреваю, что Брендан просто устал рассказывать мне, каких маневров он от меня ждет и где я должен находиться, и видеть, что я не могу изменить свой стиль игры. Дело не в том, что я был упертый или игнорировал его, не в том, что я думал, что лучше знаю – хотя игроки часто так думают, – но в том, что мой стиль – это мой стиль, и моя природа брала верх. Я мог находиться там, где он хотел, в штрафной площади, по десять-пятнадцать минут, держа в голове его указания, но в следующие двадцать пять минут я откатывался обратно к своей старой позиции, потому что инстинкты давали о себе знать. Он повторял мне, что я не должен уходить так глубоко или идти на фланг, поскольку хотел, чтобы я был в области штрафной, и потому что если ты теряешь мяч так глубоко, это ставит команду под удар. Но для меня это было слишком сложно.
Когда пришел Дэниэл и стал играть на центре, а я на несколько матчей сместился в сторону, я увидел, что я могу приносить пользу команде, и это меня устраивало. Но я не мог играть как крайний нападающий, у меня все равно была тенденция смещаться в центр. Могу сыграть пару-тройку матчей на фланге, но на четвертый раз мне надоест. Я не стану играть там весь сезон, потому что это не мое место. Стиль Брендана эволюционировал благодаря его игрокам, и одним из них был я. Он хотел, чтобы его футболистам было комфортно на поле, и когда он увидел, что мне удобнее всего смещаться с центра налево и затем вглубь, он стал искать способы извлечь из этого выгоду и поставить меня в выигрышное положение.
Брендан также понимал, что однажды я не смогу сопроводить защитника, что я могу не среагировать достаточно быстро в зоне обороны, поэтому стал искать способы, как ввести и меня, и Дэниэла в игру так, чтобы нам обоим было комфортно. Иногда решения принимаются в пользу того, чтобы игроки были довольны, а не только для воплощения определенной тактической задумки. Тренерам приходится непросто.
