Явившийся через полчаса доктор Канту подтвердил то, что Гарса понял и без его слов.
– Отчего она умерла, доктор?
– Видимо, остановка сердца, – с уверенностью констатировал врач, хотя на самом деле собирался ответить, что толком и сам не знает.
Он не любил врать. Он понимал, что Мерседес Гарса не была отравлена, укушена каким-либо насекомым или зарезана злодеем. Но как, каким образом женщина, которая еще утром была жива и здорова, днем умерла? Единственное, что приходило в голову, – это смерть от остановки сердца; так или иначе люди не умирают прежде, чем их сердце не остановится, и совесть доктора была спокойна, он сказал чистую правду.
– Что же теперь делать? – растерянно спросил вдовец.
Что ж, перво-наперво следовало отпеть и похоронить так и не состоявшуюся мать.
Последовало всеобщее потрясение – все-таки не каждый день молодая беременная женщина умирала при таинственных обстоятельствах. Во время похорон все проливали слезы и как могли утешали безутешного вдовца. Поскольку никто не мог объяснить эту внезапную смерть, все лишь обнимали Серхио и повторяли то, что принято в подобных случаях: она была ангелом, святой, Бог возжелал видеть ее на небе, потому что он всегда забирает лучших, а она была лучше всех. Никто, включая самого вдовца, не мог толком объяснить, чем именно Мерседес Гарса была лучше других, но Богу угодно, чтобы об умерших говорили лишь самое хорошее. Все знали, что усопшая была букой, с детства отличалась спесивым нравом и скверно обращалась с домашней прислугой. Иначе говоря, все понимали, что святой или тем, что подразумевается под этим словом, усопшая не была, еще сложнее было назвать ее ангелом, однако в тот день покойнице прощались все прегрешения, ведь она умерла, а они были живы. Так было положено, и все. Завтра будет новый день. А пока – какие чудесные поминки, какие трогательные похороны, как прекрасна усопшая, как славно ее обрядили, причитали дамы высшего света.
В тот год это были самые многолюдные похороны. Любой, кто хоть мельком знал покойницу и ее супруга, счел своим долгом посетить их дом. Присутствовал на похоронах и точильщик ножей, хотя покойница ему задолжала. Таинственные обстоятельства кончины Мерседес Гарсы пробудили во всех болезненное любопытство: отчего она умерла? Никто не умирает от простуды, или это исключение? Кто последним видел ее живой? Кто помог, когда она жаловалась на плохое самочувствие? Кто был ее лучшей подругой? Кто виноват, что в тот день ее не проводили до дома, не предложили ей самый лучший целебный чай? Достаточно ли скорбит вдовец? Кто позаботится о бедных крошках? Как скоро вступит Серхио в новый брак? Все это обсуждалось среди прочих сплетен, тайком, шепотом, но непременно между двух молитв, иначе было бы дурным вкусом и недостатком манер.
По окончании похорон рыдания безутешного вдовца и бедных сироток Мерседес Гарсы так потрясли публику, что все глаза и все платки стали насквозь мокрыми. В тот день было заключено рекордное число объятий и пролито величайшее количество слез. От бесчисленных рукопожатий правая рука Серхио Гарсы болезненно ныла. И не только рука: по неизвестной причине болели ноги и все тело. Быть может, сердечная недостаточность сделалась внезапно всеобщим недугом? В тот октябрь 1918 года Мерседес стала первой, кого унесла смерть, но, к сожалению, далеко не последней.
На другой день доктора Канту вновь срочно вызвали в дом Гарса: на сей раз плохо себя почувствовал Серхио Гарса. Доктор осмотрел больного. Гарса, едва в сознании, пылал от жара, бредил и с усилием хватал ртом воздух. В его легких скопилась вода, губы и ноги стали фиолетового цвета. Острая пневмония, объявил врач. На этот раз он был спокоен: сомнений не оставалось. Но Гарса был молод, здоров, крепок, и доктор не мог объяснить столь стремительного развития болезни, которая обычно начинается с легких симптомов и усиливается лишь с течением времени.
Он все еще хлопотал возле Гарсы, сознавая, что бедняге мало чем можно помочь, как за ним снова пришли: требовалось осмотреть еще одного больного. В тот день и на следующий, равно как во все остальные дни бесконечных трех месяцев, доктор Канту не ведал покоя. Ни покоя, ни утешения. Ему самому отчаянно требовалась помощь, чтобы успеть помочь всем.
Лишь через пару дней он осознал, что скорость, с которой распространяется неведомая зараза, напоминающая грипп, весьма далека от обычной. Течение странной болезни приводило его в тупик. Лишь через пару дней он начал слать телеграммы, чтобы оповестить губернатора Нисефоро Самбрано о неслыханно выросшей смертности в окрестностях Линареса.
Монтеррей постигла та же напасть, и губернатор ответил не сразу, дожидаясь инструкций из столицы государства, чтобы узнать, как справиться с напастью, которая обрушилась не только на Нуэво-Леон, но и на другие штаты, расположенные на границе с США. Чума получила имя не сразу, ни у кого не хватало энергии и креативности, чтобы самостоятельно придумать название, а потому новую болезнь окрестили так же, как и в остальном мире, терзаемом страшной болезнью: испанка.
В некотором смысле Мерседес Гарсе, умершей первой, повезло: ее провожали сотни скорбящих, а похороны были торжественны и элегантны. Эта изысканная церемония на долгие годы осталась бы в памяти людей, если бы не прочие беды, которые повлекла за собой ее смерть. К тому времени как скончался вдовец, а именно через три дня после Мерседес, ни у кого недоставало вдохновения, решимости, энергии и здоровья присутствовать на его погребении, тем более устраивать продолжительное отпевание. Как минимум треть присутствовавших на похоронах сеньоры Гарсы были прикованы к постели.
Когда Серхио Гарсу терзала агония, прибыл отец Педро, чтобы помазать его и причастить. Затем у подножия гроба он произнес несколько прощальных слов, лишь самых необходимых, после чего несчастного вдовца положили в ту же могилу, что и его покойную супругу. Единственным свидетелем погребения был могильщик Висенте Лопес. Священник, спешивший на двенадцатичасовую мессу, отправился восвояси, не преминув взглянуть, как засыпают могилу. Висенте Лопес покинул кладбище, так и не сделав этого – зачем, если не сегодня-завтра хоронить детей семейства?
Предав земле тело хозяина, слуги решили, что с верностью этой семье пора кончать. Они разбежались, спасая свою шкуру. Кое-кто полагал, что семью Гарса сглазили ведьмы из Петаки, и, опасаясь, что сила проклятия коснется и их, не пожелали находиться под этой кровлей ни минуты более. Единственной прислугой, оставшейся до конца, да и то в основном потому, что бежать было некуда, а преданность семье пересиливала суеверия, была няня оставшихся сирот. Их бабушка с дедушкой и другие родственники не имели ни сил, ни решимости перешагнуть порог зараженного дома.
В те дни могильщик Висенте Лопес был даже более ангажирован, чем сам доктор Канту. Сперва доктор пообещал, что лично займется каждым случаем возникновения болезни, как того требует Бог и верность обычаям, но реальное положение дел превзошло все его ожидания. Реальность превзошла ожидания всех. Был ли тому виной сглаз, о котором твердили суеверные пеоны, или вспышка болезни, масштабы которой застали врасплох даже доктора, но народу ежедневно умирало так много, что пришлось задуматься о системе эвакуации трупов. Каждый день рано утром в сопровождении одного из своих сыновей Висенте Лопес объезжал с повозкой весь Линарес, улицу за улицей, собирая запеленатые в простыню тела умерших. Их выкладывали возле домов: не имело смысла таскаться на кладбище всякий раз, когда кто-то испускал дух.
