— Тиа, давай до дома наперегонки!
Эду уже двадцать два, а он понесся к дому, как мальчишка.
— Так нечестно! — крикнула в спину брату и побежала за ним. Я легче и быстрее, но сейчас в руках меч, а с ним не побегаешь. Оставить меч? Отец голову открутит, не постесняется, что девушка. Но у двери я все-таки догнала брата, схватила этого лося за шею, пригнула к себе и рассмеялась.
— Тианка, пусти! — Он с легкостью вырвался. — Обед скоро. Придешь вся в мыле, мама и на порог столовой не пустит.
Да, мама у нас строгая, хоть и целительница. Но справедливая, этого не отнять, поэтому я помчалась наверх, чтобы сменить штаны и рубашку на приличествующее дейрине платье. Позвала служанку, чтобы уложила растрепавшиеся волосы — длинные, светлые. Как же с ними неудобно сражаться! Но в Изельгарде длинные волосы были символом статуса, а короткие — бесчестия, поэтому своей шевелюрой гордились и женщины, и мужчины. Даже братец Эд щеголял смоляными кудрями чуть ниже плеча. Плечо — плечом, а вот ниже попы… Уф. Служанка быстро заплела волосы в косу, подколола вокруг головы, и я поспешила в столовую.
Появилась на пороге как раз вовремя, чтобы подать руку брату, и в столовую мы вошли вместе. Родители уже сидели за столом, как и младший брат Ники. Если с Эдом мы были неразлейвода, то Ники — это такая заноза в… том, о чем приличные девушки не говорят. Но кто бы назвал меня приличной девушкой? То-то же. Ники недавно исполнилось девятнадцать, а я готова поспорить, он еще даже ни с кем не целовался. Вот мы с Эдом на спор вскружили голову соседям. Я обогнала брата на два дня, хоть целоваться с рыжим Робином мне не понравилось. Эд же долго строил глазки его сестре Тильде. Уж не знаю, как далеко у них дело зашло. Эд говорил, что далеко, но Эд вообще много болтает, а с Тильдой я их быстренько развела. Не потерплю, чтобы эта овца бродила рядом с моим братишкой. Мы с Эдом вообще решили, что он никогда не женится, а я не выйду замуж. Вместо этого сбежим в полк и будем воевать.
— Как вы, дорогие? — С мягкой улыбкой спросила мама. Я не знала женщин красивее и добрее ее. Рядом с ней всегда хотелось улыбаться.
— Немного прогулялись в саду, мамочка, — ответила я.
— И кто кого? — хитро поинтересовался папа.
— Я его. — Подмигнула отцу и села к столу. Ники поморщился и, пока родители не видели, показал мне язык. Я с милой улыбкой изо всех сил встала брату на ногу. Но, судя по тому, что поморщился Эд, нога была не его…
— Вы хотя бы завтра не деритесь, — вздохнула мама. — Не хватало еще, чтобы на балу щеголяли разбитыми носами.
Да, на следующий день в нашем замке намечался самый настоящий бал. А я их терпеть не могла. Но, увы, придется выглядеть мило, невинно улыбаться и делать вид, что мне все это интересно.
— Завтра не будем, — пообещала я. Но ведь сегодняшний день тоже еще не закончился.
— Милая, твое бальное платье великолепно, — говорила мама. — Голубой — исключительно твой цвет.
Я покивала для вида и набила полный рот, чтобы не отвечать на вопросы о бале. Папа глянул на меня и покачал головой. Я проглотила все сразу и ему улыбнулась. С отцом мы понимали друг друга с полуслова. Он всегда поддерживал меня, если что-то не получалось, в детстве выслушивал мои глупые проблемы, вразумлял Эда и Ника, если братья меня обижали, и я была уверена, что мой будущий муж будет похожим на папу. Если, конечно, кто-нибудь на мне женится.
Да я с мамой секретничала меньше, чем с отцом! С мамой ведь не обсудишь дальность стрельбы арбалета или тяжесть меча. Или приемы ближнего боя. С мамой можно сидеть рядом и быть милой девочкой. Конечно, я любила маму, просто обожала и считала образцом, но доверяла больше отцу. С мамой всегда крутился Ники. Он не любил оружие, терпеть не мог вида крови и вообще как будто был из другого гнезда.
— Тебе стоит присмотреться к нашим гостям, — как раз говорила мама. Это кому? Мне? — Тебе уже двадцать два, дочка. Другие девушки в твоем возрасте уже замужем.
— Мам, ну вот ты во сколько лет вышла замуж за папу? — спросила я, оставив в покое прозрачный суп с гренками.
— В двадцать шесть, — ответила мама.
— Вот видишь! А мне только двадцать два. Успею.
Мама покачала головой, но ничего не сказала. Она была слишком доброй, моя мамочка. И не понимала, как девушка может не желать семью или детей. А я хотела… другого. Совсем другого.
После обеда мы с Эдом унеслись на озеро. Стоял самый разгар лета, и вода в нем была как парное молоко. Ники с нами не пошел. Точнее, мы его не звали. Да и что звать-то, если все равно откажется? Платье снова сменилось на штаны и рубашку, поэтому я заставила брата отвернуться, осталась только в нижней сорочке и нырнула в воду. Ах, хорошо!
— Ты плаваешь, как рыба! — Эд догнал меня в пару взмахов.
— Кто бы говорил.
Я нырнула, проплыла почти у самого дна и вынырнула с другой стороны. Только Эд уже стерег и, стоило показаться над водой, перехватил и пару раз ощутимо макнул в воду.
— Пусти! — вырвалась я. — Давай до того берега?
Озерцо было небольшим и неглубоким, поэтому мы часто плавали наперегонки. Вот и сейчас за три минуты добрались до другого берега. На этот раз победил Эд, а вот обратно — уже я. Потом мы долго валялись на песке, глядя в высокое синее небо.
— Ну что, кому завтра подаришь танец? — дразнил меня брат. — А может, не только танец?
— Иди ты! — беззлобно отвечала я. — А то скажу маме, что ты мечтаешь жениться на Иветте Круас, и она тебе всю плешь проест.
— А я скажу маме, что ты мечтаешь выйти замуж за Фридерика Тейденса.
— Фу! Ты же знаешь, я его ненавижу.
— Конечно, знаю, сестрица, как и я Иветту. Поэтому придержи язык за зубами.
— Идет.
Позднее я долго вспоминала этот день — такой простой и беззаботный, когда хотелось обнять весь мир. Увы, следующий такой же случился очень не скоро. Но тогда я даже не подозревала об этом. Мы с Эдом добрались до дома, поужинали с родителями и разбрелись по своим комнатам. Бал! У нас не так часто бывали балы. Отец не любил шумные сборища гостей. Еще больше не любил, когда гости заводили беседы о его военном прошлом, будто стыдился. А я не понимала почему. Как-то раз попыталась спросить, но папа отшутился и ушел от ответа. В этом он весь. Если мой папа не желал о чем-то говорить — не говорил. И война была одной из запретных тем.
А утром дом наводнили гости. Казалось, что они тянулись весь день, и я чувствовала себя пустоголовой куколкой в дневном светлом платьице и с аккуратно заплетенными волосами. «Здравствуйте, очень приятно, очень скучала, как мило». Тьфу! К вечеру я готова была съесть свою туфлю от скуки, но не пришлось.
В нашем замке имелся огромный бальный зал. Когда я была маленькая, всегда приходила сюда, кружилась, раскинув руки, и представляла себя принцессой. Хотя зачем принцессой? Лучше сразу королевой. Иногда заставляла Эда становиться моим королем, но он не хотел танцевать со мной, а хотел сражаться. И я убегала сражаться с ним. Мы ведь единое целое.
