— Король Изельгарда угрожает убить Ника, если я не оставлю Самарин, — глухо ответил Илверт. — А я не оставлю Самарин. И ничего не могу сделать.
Внутри все оборвалось. Как? Как так? Говорят, что на войне все средства хороши, но я не понимала, насколько же точна эта фраза.
— Как дядя Ник оказался у Осмонда?
— Кто ты такая?
Мы задали вопрос одновременно, и теперь каждый ждал ответа, но я заговорила первой:
— Я — дочь Эрвинга Аттеуса, Тиана.
— Тогда почему ты Эйш? И этот призрак… — Король таращился на меня.
— Долгая история.
— А куда мне спешить?
Мне не хотелось говорить на эту тему. А еще было больно от одной мысли, что дядя Ник может погибнуть. Но Илверту сейчас нужно говорить хоть о чем-нибудь, наверное. Так почему не обо мне?
— В день начала войны ко мне пришла женщина и сказала, что она — моя мать…
Слова давались легко, а вот на самом деле было очень и очень сложно. Я будто смотрела на те события со стороны. Рассказывала, как сбежала из дома и вступила в полк. Как решила сама взглянуть на страну, где когда-то родилась, а очутилась в плену. Илверт слушал, не перебивая, а когда я замолчала, сказал с усмешкой:
— Похоже, у нас много общего, Тиана Аттеус-Эйш.
— Похоже на то, — кивнула я. — А почему ты… вы…
— Можно «ты», мы не на приеме.
— А почему ты решил отвоевать Литонию?
— Ответ очевиден. — Илверт пожал плечами. — Это моя страна. Сама видишь, она в руинах, люди не смеют и головы поднять. Матушка говорит, это потому, что они привыкли к рабству и теперь воспринимают власть Изельгарда и Верании как нечто само собой разумеющееся. Я хочу восстановить Литонию в ее границах.
— Зачем?
Илверт молчал. Знал ли он сам ответ на мой вопрос?
— Хочу доказать себе, что я чего-то стою, — наконец сказал он.
— С помощью войны?
— А в твоем случае разве не так?
Так. Наверное, ссора с родителями стала лишь предлогом. Не будь ее, я нашла бы другой и все равно сбежала. Но пример Илверта наглядно показывал, к чему может привести безрассудство. Из-за него теперь страна охвачена огнем, и его приемный отец может погибнуть. А я даже не знаю, как там мои близкие.
— Дядя Ник выберется, — сказала Илверту уверенно. — Папа всегда говорил, что нет такой ситуации, с которой он не справится.
Король грустно улыбнулся, а я накрыла его руку, лежавшую на столе, своей ладонью. Да, мы были слишком похожи. Натворили дел, а как быть дальше, не знали ни я, ни он.
— Ты скоро снова выступишь в поход? — спросила Илверта.
— Да, — ответил он. — Как только наведу порядок в Самарине, пойду дальше на север. Хочу выйти на границу Литонии, Верании и Изельгарда.
— Против Верании тоже собираешься воевать?
Илверт кивнул. Понятно, он не остановится, пока территория Литонии не будет полностью под его властью.
— Можно спросить тебя кое о чем? — вдруг сказал он.
— Можно.
— Это, случайно, не твое?
И отстегнул что-то блестящее из-под воротника рубашки. Я протянула руку и уставилась на золотую лилию. Точно такие были у меня когда-то на заколках, и я подарила одну мальчику… Неверяще уставилась на Илверта.
— Это был ты! — Я сжала лилию, превратившуюся в булавку.
— Я, — грустно улыбнулся он. — Давно не виделись, Тиана.
— С ума сойти! А я почти забыла. Точнее, совсем забыла, куда ее подевала. Помнила только, что отдала. Держи.
Вернула лилию в его ладонь, и Илверт приколол ее обратно. Кажется, мой мир снова рухнул и перевернулся, потому что я поняла главное: никогда не смогу выполнить приказ Осмонда. Не смогу подло шпионить, пусть даже за врагом. Я — боец, а не шпион. На поле боя я буду смотреть Илверту в глаза, но никак иначе.
— Позволь мне увидеть друзей, — попросила я, не сильно надеясь на согласие.
— Хорошо, идем, — ответил Ил.
Я не ожидала, что он согласится, и слишком поздно задумалась о том, как выгляжу. Похоже, сейчас у меня станет гораздо меньше друзей, но я хотя бы смогу убедиться, что они живы. После разговора с Илвертом внутри остались смешанные чувства, и я была рада возможности хоть ненадолго забыть о них. А ступеньки вели все дальше и дальше вниз. Стража у дверей подземной тюрьмы поклонилась своему королю.
— Сколько здесь содержится человек? — спросила я.
— Не знаю. — Илверт пожал плечами. — Заключенные достались мне вместе с тюрьмой, и надо выбрать время, чтобы навести здесь порядок, а его совсем нет.
— А если эти люди заключены незаконно? Что тогда? Может, они, как и ты, противостояли чужой власти?
— Ты права, — кивнул Илверт. — Но как мне управиться с этим самому? Доверять никому нельзя.
Впереди показался еще один пост охраны, и король замолчал. Он только взглянул на охрану, как дверь перед нами открылась с жутким скрежетом и Илверт шагнул в тесную камеру. Здесь были Кей и Свен и еще трое ребят. В воздухе стояла вонь немытого тела и запах крови. Парни щурились, пытаясь разглядеть наши фигуры в лучах света, а у меня больно сжалось сердце от вида грязных бинтов. Но они хотя бы были живы!
— А где остальные? — спросила у короля.
— В соседних камерах.
— Тео? — узнал Свен и замер, таращась на меня, как на призрака, которых, уверена, здесь было достаточно, потому что Илверт явно за кем-то наблюдал, а на нас почти не обращал внимания.
— Да, Тео, — ответила я.
— Но как? Ты же…
— Девушка, — улыбнулась парням. — Как вы?
— Лучше не бывает, — просипел Кей, косясь на Илверта. — А ты?
— Со мной все в порядке.
Как сказать, что я вытащу их? Как убедить, что не перешла на сторону врага? При страже и короле не объяснишь, не оправдаешься.
— Все будет хорошо, держитесь, — шепнула им, и мы покинули камеру. Стало еще хуже. Изможденные лица людей, с которыми мы воевали плечом к плечу, так и стояли перед глазами, а еще мучила судьба Эдгара. Слишком много всего навалилось на плечи, и как с этим быть, я не знала. Мы заглянули и в соседние камеры, но везде нас встречали холодным молчанием, а мне нечего было сказать в свою защиту.
— Хватит, — сказал наконец Илверт. — Идем отсюда, Тиана.
Я не стала спорить. Мы поднялись по ступенькам обратно к свету и жизни, но часть меня осталась там, внизу. Все время оставалась, а сейчас она еще больше выросла. И времени было так мало! Если бы получилось убедить Илверта все-таки обменять ребят на его соотечественников, это было бы высшее счастье, и пусть обо мне самой в Изельгарде думают что хотят.
