После неудачной истории с испанским письмом графиня де Суассон отнюдь не отказалась от мысли отделаться от Луизы де Лавальер. На сей раз она решила противопоставить ей соперницу в лице одной из фрейлин королевы, Анна-Люси де Ламот-Уданкур, племянницы маршала. Эта блондинка «с изюминкой» не отличалась стеснительностью и была чрезвычайно опытна по части весьма рискованного кокетства, которое успешно оттачивала на целой толпе поклонников. Увидев, что жеманничанье девицы не производит никакого впечатления на короля, Олимпия «по секрету» поверила Людовику, что Анна-Люси испытывает к нему непреодолимую страсть. Это пробудило интерес короля, но на пути его стремления пообщаться с девушкой в более интимной обстановке встала статс-дама герцогиня де Ноай, которая денно и нощно пеклась о нравственности фрейлин. В частности, она приказала установить металлические решетки на окнах жилых помещений этих девиц в замке Сен-Жермен, хотя они и располагались под самой крышей. Единственное, что удалось королю, – так это прошептать несколько нежных слов в отверстие, проделанное в деревянной перегородке. На людях же Анна-Люси изображала крайнюю степень стыдливости и даже как-то воскликнула:
– Государь, я осознаю уважение, которое обязана оказывать вашему величеству, но, если вы приблизитесь ко мне, я задушу вас!
В конце концов, она согласилась дать ему надежду на успех его поползновений, но при одном условии: король должен изгнать де Лавальер, ибо только таким образом он может доказать свою любовь к Анне-Люси. Для Людовика такой поступок выглядел чересчур сложным, ибо он слишком ценил привязанность Луизы, чтобы отказаться от нее из-за этого увлечения, которое сам рассматривал как мимолетное. Король счел возможным сломить упрямое сопротивление красавицы, предложив ей пару великолепных серег, но та заявила:
– Мне не нужны ни вы, ни ваши серьги, поскольку вы не желаете покинуть Лавальер.
Вся эта история разворачивалась на глазах Анны Австрийской, которая без труда догадалась, что тут кроется какая-то интрига. Она провела расследование, выяснила, что за всей историей стоит графиня де Суассон, и рассказала об этом сыну. Любящая мать решила, что если тот не может удовольствоваться своей собственной супругой, так уж пусть придерживается такой скромной и непритязательной любовницы, как Луиза. Когда Людовик узнал истинную подоплеку «непреодолимой страсти» мадемуазель де Ламот-Уданкур, он сразу потерял к ней всякий интерес. К тому же в процессе расследования всплыли два письма с советами, направленных Монтале заговорщикам. Интриганку извлекли из англиканского монастыря и отправили на три месяца в аббатство Фонтевро замаливать грехи.
Королева тем временем продолжала оставаться в неведении относительно личности своей истинной соперницы. 18 ноября 1662 года она родила девочку, окрещенную Анной-Елизаветой в честь обеих бабушек. Однако малышке не было суждено зажиться на этом свете, и уже через полтора месяца она умерла, не доставив, надо сказать, особого горя ни родителям, ни окружающим.
Истинные отношения короля с Луизой де Лавальер постепенно стали всеобщим достоянием. Это мучило девушку, всем сердцем переживавшую тяжесть совершаемого ею греха, но не решавшуюся пойти против своего чувства. Особенно страдала она от осознания тяжести греха во время беременностей королевы, бледнея и трепеща в ее присутствии. Луиза ничего не просила у короля ни для себя, ни для своих родственников, его величие и его богатство, по ее мнению, лишь препятствовали им в познании истинного счастья. Современники приводят ее слова, исполненные искреннего сожаления:
– Ах, государь, отчего вы не простой гвардейский офицер! Как мы любили бы друг друга вдали от мирской суеты!
Однако теперь придворные поэты вовсю воспевали ее красоту, грацию и доброту, она исполняла главные роли в балетах бок о бок с королем и была вынуждена принять в подарок от возлюбленного роскошные драгоценности, бриллиантовый аграф и серьги в форме груши ценой в сто тысяч ливров. Это открыло глаза на ее истинное положение даже самым несведущим, включая королеву, хотя та все еще верила в слухи о заигрываниях мужа с принцессой Генриэттой и мадемуазель де Ламот-Уданкур.
Окончательно глаза Марии-Терезии раскрыла летом 1663 года графиня де Суассон. Она напрямую рассказала королеве о романе ее супруга с де Лавальер и приплела к этому еще и историю с девицей де Ламот-Уданкур. Правда, королева уже несколько смирилась с положением обманутой супруги, осознавая, что сказке с влюбленным прекрасным принцем пришел конец и ей придется смириться с изменами мужа. При последующем выяснении отношений король напрямую заявил ей нечто в этом духе. Так что Марии-Терезии оставалось лишь горевать в одиночестве и тщетно искать сочувствия у весьма узкого круга приближенных – положение не позволяло проявлять страдания обманутой жены публично. Она как-то с тяжким вздохом молвила одной из придворных дам, указав на проходившую вдалеке Луизу:
– Вот эту девицу с бриллиантовыми серьгами любит король.
Когда же Людовик попытался призвать к ответу Олимпию де Суассон, та, глазом не моргнув, свалила все на соперницу, статс-даму герцогиню де Ноай, поиздевавшись над ее стремлением насаждать нравственность при дворе.
Собственно говоря, Луизе теперь уже было все равно, поскольку судьба уготовила ей новое испытание: она оказалась беременна. Когда скрывать округлившийся стан, невзирая на широкие одежды, уже не представлялось возможным, Луиза покинула штат фрейлин герцогини Орлеанской и поселилась неподалеку от Пале-Рояля в небольшом особняке Брион, купленном для нее королем. Особняк представлял собой всего-навсего одноэтажный дом, но был обставлен очень хорошей мебелью и снабжен небольшим штатом прислуги. Луиза никуда не выходила, почти все время проводила в лежачем положении, одетая в домашнее платье, и принимала лишь нескольких друзей, которые мирно играли с ней в карты.
Людовик, которого в ту пору всецело занимали чрезвычайно важные государственные дела, требовавшие его отъезда из Парижа, не оставлял любимую женщину своей заботой. Он возложил решение всех проблем на своего финансиста Кольбера, человека, преданного ему душой и телом, – то же самое можно было сказать и о Мадам Кольбер. Кольбер во всех своих действиях прикрывался легендой, что его брат завел интрижку со светской дамой, последствия которой ему и приходится расхлебывать, держа все в глубокой тайне.
Когда приспел срок родов, в качестве акушера был привлечен не более и не менее как хирург, пользовавший при родах саму королеву, – Людовик опасался за здоровье Луизы, женщины хрупкой конституции. Этого медика с говорящей фамилией Буше
[21] предупредили, что ему предстоит принимать роды у знатной дамы; как-то ночью за ним приехала карета, мужчине наложили повязку на глаза и отвезли его в неизвестном направлении в дом, где вокруг стонавшей роженицы сгрудилось несколько человек. Роды завершились благополучно, хирурга с теми же предосторожностями и щедрым вознаграждением отправили в карете обратно домой, а родившегося 19 декабря 1663 года здоровенького мальчика тут же передали чете Бошан на воспитание. В тот же день младенец был окрещен в приходе Сен-Лэ именем Шарль, причем родителями были указаны некий господин де Ленкур и девица Элизабет де Бё, лица неизвестные, в роли крестных отца и матери выступали все те же супруги Бошан. Забегая вперед, скажем, что, невзирая на заботу приемных родителей, в декабре 1665 года мальчик Шарль скончался.
