Я сидел на скамейке и смотрел на воскресный матч между двумя местными командами, игравшими на одной из площадок, однако почти не воспринимал происходящее. Рассеянно вертел на пальце обручальное кольцо, вращая его по часовой стрелке, потом вдруг осознал, что в нагрудном кармане пиджака что-то лежит. Вспомнил, что это такое, и достал маленькую подарочную коробочку, обвязанную бантиком. Я собирался отдать этот подарок Шарлотте в тот вечер – на годовщину нашей свадьбы. В коробочке лежал ключ от дома, купленного втайне от нее.
В то утро перед работой я подписал контракт и забрал у агента по недвижимости ключи от коттеджа, в который Шарлотта буквально влюбилась. Он находился в Харпоуле, поселке вблизи от нашего города, и пустовал уже несколько лет. Шарлотта много раз видела этот дом, когда мы забирали Оскара, пса моих родителей, и вывозили его прогуляться по сельской местности. Мы часто мечтали переехать в дом в окрестностях города, когда нам станет слишком тесно в квартире.
Я смутно помнил, что в детстве несколько раз побывал в этом доме. Мама была школьной подругой Кэтрин – женщины, жившей там. Она брала меня в гости, поиграть с Робби, сыном Кэтрин, пока сама болтала с товаркой. Кэтрин переехала в другое жилье, когда ее пропадавший без вести муж внезапно появился на пороге. Он исчез за двадцать пять лет до этого, а Кэтрин осталась одна растить троих детей. Все полагали, что муж погиб в результате несчастного случая, и возвращение стало для них шоком. Один из их сыновей был участником известной музыкальной группы, поэтому все мировые сводки новостей сообщили, что его отец вернулся и закончил свои дни – уже по-настоящему – на деревенском кладбище. Кэтрин съехала из дома почти сразу же, но прошло много времени, пока она выставила его на продажу. И хотя коттедж слегка обветшал, Шарлотта увидела, какой потенциал таит в себе это здание, и почти сразу влюбилась в него.
Было чертовски трудно держать покупку в секрете; приходилось изворачиваться, чтобы устроить все дела с нотариусом, агентом по недвижимости, ипотечным брокером и банком. Даже пришлось перенаправить официальные письма на адрес родителей. Бог знает, сколько народу было привлечено, чтобы сохранить эту тайну.
Я так крепко сжимал в ладони ключ, что на коже осталась вмятина. Гадал: если б я на день раньше сказал Шарлотте о том, что купил дом нашей мечты, может быть, это спасло бы ее? Но теперь я уже не мог этого узнать.
Глава 4
Шесть дней после Шарлотты
Любовь к Шарлотте быстро тонула в ненависти.
Несколько дней назад мне хотелось запереться в нашей спальне и никогда не выходить. Все в этой комнате напоминало о Шарлотте – от обоев с цветочными узорами до запаха духов, оставшегося на подушках и шторах, которые она когда-то подбирала в тон к обоям. Я знал, что запах в конце концов выветрится, поэтому хотел погрузиться в него, пока была возможность. Но сейчас он лишь вызывал у меня тошноту.
Мне требовалось объяснение, почему она так поступила со мной, поэтому я обшарил квартиру, выискивая, не оставила ли она предсмертную записку. Полиция забрала все ее электронные устройства, поэтому я просмотрел блокноты, мусорные корзины, карманы одежды, перетряхнул книги, ящики комода и шкафчики на кухне – однако не нашел ничего.
Мне нужно было укрыться в каком-нибудь надежном месте, подальше от женщины, которая уничтожила меня одним-единственным эгоистичным поступком. Поэтому я отправился в дом, где вырос. Оказавшись у мамы и папы, я осознал, сколь многое в детстве воспринимал как должное. От меня только и требовалось, что сделать домашнее задание до того, как сесть играть в «ФИФА’99» на «Нинтендо», и заботило меня лишь то, сколько мы с Джонни успеем погулять, пока мама не позовет пить чай. Сейчас я тосковал по тому времени. Больше не хотел быть взрослым. Этим взрослым, по крайней мере.
Мама с папой проявляли невероятную заботливость. Они ни разу не обвинили меня в том, что я пренебрегал женой, ни разу не спросили, как я мог допустить подобное. Оставили это моей собственной совести – и родителям Шарлотты, Барбаре и Патрику. Тесть и теща рано ушли на пенсию и переехали в большую белоснежную виллу на горном склоне в Аликанте
[9]. Они как раз совершали круиз по Средиземному морю, когда с ними связалась полиция, и прилетели ближайшим рейсом с Тенерифе.
Когда мы встретились в гостиной моих родителей, Патрику и Барбаре сразу же потребовалось на кого-то излить свою горечь от случившегося – полагаю, это можно понять. И их мишенью, конечно же, стал я.
– Ты говорил, что ей лучше! – кричала Барбара, даже не пытаясь скрыть, как она зла на меня. – Ты жил с ней; разве не видел, что ей становится хуже?
– Она утверждала, что ей уже лучше.
– Почему не поговорил с врачом и не объяснил, что нужна более сильная доза антидепрессантов?
– Она была ограничена в приеме лекарств из-за беременности.
Барбара замотала головой, отказываясь принять мои ответы. Белки Патрика были испещрены красными прожилками, под глазами темнели круги.
– Я ничего в этом не понимаю, – пробормотал он. – Только знаю, что ты обещал позаботиться о моей девочке – и подвел.
– Знаю. Мне очень жаль… – Голос мой прервался.
Я вспомнил, как несколько месяцев назад, когда мы с Шарлоттой должны были достигнуть вершины счастья, вокруг нас начал сгущаться мрак – спустя всего пару недель после того как она забеременела. Сначала я приписывал это утренней тошноте. Но ей становилось плохо не только во время завтрака, но зачастую и после обеда, и после ужина. Иногда она не могла удержать в желудке даже ломтик сухого тоста. Но когда этот период все же миновал, я решил, что ситуация начнет улучшаться, и Шарлотта проникнется моим энтузиазмом будущего родителя. Однако она оставалась подавленной и мрачной.
Медицинские сайты поясняли, что предродовая депрессия – довольно частое явление. Перечисленные симптомы совпадали с теми, что были у Шарлотты: она почти все время испытывала подавленность, общую апатию, склонность к слезам, бессонницу и постоянное беспокойство.
Я предложил во время следующего планового визита рассказать об этом гинекологу, но Шарлотта настаивала, что сама справится со скачками настроения, и отказывалась принимать лекарства. Я пытался подбодрить ее, изменив диету, исключив все промышленно обработанные продукты и заменив их едой, полезной для беременных и богатой антиоксидантами. Это не сработало; по сути, стало только хуже.
Шарлотту расстраивала любая мелочь, даже просмотр новостей. Каждый теракт, война или природная катастрофа заставляли ее приникнуть к экрану, как будто не хватало бегущей строки, как будто она мало тревожилась о том, как это может повлиять на нашего ребенка.
– В какой мир я собираюсь привести моего малыша? – спросила она однажды. – В мир, где людей заживо сжигают в клетках или сбрасывают с небоскребов из-за их религии или ориентации?
