Бывали моменты, когда их доброта казалась мне настолько теплой и сердечной, что маска соскальзывала, и из-под нее появлялся настоящий Райан. В такие моменты именно я сознавался в ощущении беспомощности, именно мне самому было тяжело.
Я начал мысленно рисовать образ того, как могла бы выглядеть «Героиня с линии доверия». Ей под шестьдесят, старая дева с бледной кожей, уже изрядно обвисшей на щеках и шее. На лбу должны быть глубокие морщины, плечи должны быть сутулыми от тяжести вины, которую она несла, хотя и отказывалась признавать. С первого взгляда ее глаза должны казаться добрыми, но если заглянуть в них достаточно глубоко, то можно уловить контуры того, что прячется под этой фальшивой добротой – очертания темной, холодной души, питающейся страданиями других. Она должна быть похожа на Джуди Денч в фильме «Скандальный дневник», только еще более злобную.
Кем бы ни была «Героиня», ее тень нависала надо мной днем и ночью, когда я куда-либо шел и когда беспробудно спал. Она дала мне цель, а я превратил ее в одержимость, мешавшую исцелиться. Но знал, что если сдамся и не доведу начатое до конца, то всю жизнь буду гадать, существовала ли она на самом деле.
Конечно, я не сказал ни родным, ни друзьям о том, что задумал, потому что они сочли бы меня сумасшедшим. Но, судя по количеству обиженных голосовых и текстовых сообщений, которые они оставляли, жалуясь на постоянную занятость моего номера, они догадывались, что я чем-то занимаюсь. Поэтому я стал чаще ходить с ними в пабы, присутствовать на семейных обедах или присоединяться к походам в ресторан. И все это для того, чтобы убедить их, будто спустя четыре с половиной месяца после самоубийства Шарлотты я все же встал на путь к выздоровлению.
Отчасти это было правдой. Я действительно встал на некий путь. И в конце концов этот путь должен был привести меня к искомой женщине.
Глава 11
Четыре месяца и две недели после Шарлотты
Восемьдесят два человека. Именно стольким я лгал и морочил головы, прежде чем нашел персону под псевдонимом «Героиня с линии доверия».
– Добрый день, вы дозвонились в «Больше некуда», меня зовут Лора. Могу я узнать ваше имя? – начала она.
Я нажал кнопку записи на своем диктофоне, как делал во время каждого звонка, поправил наушник гарнитуры в ухе и быстро и легко вошел в образ своего «альтер эго» Стивена – как будто не глядя надел домашние тапочки. Я выдал ту же самую реплику, какую произносил до этого восемьдесят один раз:
– Никогда прежде не звонил в такие учреждения. Не знаю, с чего начать.
– Что ж, начните с имени. Как мне к вам обращаться?
Как и у большинства других волонтеров, в ее голосе было нечто ободряющее. Четкий выговор, дружелюбный успокаивающий тон. Я мог бы представить, как она читает сказки в какой-нибудь детской передаче.
– Стивен, – ответил я.
– Рада побеседовать с вами, Стивен, – продолжила она. – Могу я спросить, что заставило вас позвонить нам сегодня вечером?
– Даже не знаю. Я… мне кажется, что у меня… никого нет. Мне кажется, что я не хочу… не хочу больше… быть здесь. – В последнее время я зачитывал этот сценарий столько раз, что знал его наизусть. Знал, в каком месте нужно сделать паузу для драматического эффекта, на каких словах голос должен звучать сдавленно. Если б за лучшую роль, исполненную по телефону, вручали «Оскара», уверен, что получил бы его.
– Что ж, хорошо, что позвонили, – сказала она. – Расскажите о людях, которые вас любят, которым вы небезразличны. Кто в вашей жизни попадает в эту категорию?
Я притворился, будто раздумываю.
– Правда никто. – Изобразил тяжкий вздох. – У меня совсем никого нет.
Лора спросила, есть ли у меня друзья, к которым я могу обратиться, и посочувствовала, когда я сказал, что нет. Разговаривала она, строго следуя методичке. Мои пальцы бесшумно скользнули по клавиатуре ноутбука, вводя в файл ее имя. Имя «Лора» не редкость, однако мне не попадалось ее тезок среди волонтеров «Больше некуда». Я уже мог сказать, что она была из тех женщин, для кого стакан всегда наполовину полон.
«Вряд ли», – напечатал я.
– Вы обращались к врачу, чтобы рассказать о своих ощущениях?
– Да, она выписала мне курс антидепрессантов.
– И как они подействовали?
– Прошло уже четыре месяца, а я по-прежнему не понимаю, ради чего встаю утром с постели. Иногда я думаю, что лучше было бы сделать запас этих таблеток и… ну, вы понимаете.
– Иногда или часто?
Я снова изобразил нерешительность, потом прошептал:
– Часто.
Наш разговор шел точно так же, как в восьмидесяти одном случае до того, и я продвинулся ничуть не дальше, чем с предшественниками. Услышал слабый шелест и решил, что она недавно в этом проекте и сейчас сверяется с методичкой. Хотя бы попрактикуется на мне… Я подавил зевок и стал просматривать результаты футбольных матчей на сайте «Би-би-си спорт».
– Вам не нужно стыдиться, Стивен. Мы все в тот или иной момент думаем о том, чтобы оборвать свою жизнь. Вы когда-нибудь пытались сделать это прежде?
«Погодите, она сказала «мы все»?»
Никто из других операторов не признавался в подобном. Может, она просто хотела убедить меня, будто действительно понимает мои чувства?
– Нет, – ответил я так, как будто стыдился этого. – Но однажды планировал.
– Вы однажды планировали это?
Я последовал совету, который прочел в интернете, и рассказал ей о том, как пытался облегчить утрату для тех, кого оставлю на этом свете, как приводил дела в порядок, прежде чем решиться умереть. Посмотрев в записи, я выбрал железнодорожные пути вблизи Вулвертона, куда можно было спрыгнуть в пролом ограждения. Лора молча слушала, пока я излагал придуманную историю.
– Быть может, в глубине души вы не питаете серьезных намерений покончить с собой, – сказала она наконец. Это было не столько вопросом, сколько утверждением. А когда она продолжила, ее тон из теплого и успокаивающего сделался обвинительным: – Возможно, это крик о помощи? Я получаю множество звонков от людей, которые говорят, будто хотят умереть, но при тщательном разборе оказывается, что они просто-напросто испытывают жалость к себе. Может быть, вы один из таких людей, Стивен? Может, вы просто попались в ловушку жалости к себе? Может, настолько глубоко погрязли в этом, что не понимаете: ничего не изменится, пока вы не найдете смелости что-то сделать самому? Потому что если вы не возьмете на себя ответственность, то всю оставшуюся жизнь – возможно, сорок или пятьдесят лет – боль, которую вы испытываете сейчас, боль, которая так нестерпима, что заставила вас позвонить мне, будет только усиливаться. Это – то, что вы чувствуете сейчас, – станет для вас наркотиком. Вы сможете так жить, Стивен? Я знаю, что сама не смогла бы.
В этот момент я понял, что нашел ее.
