Когда я проснулась поздним утром, Тони уже ушел. Написал мне сообщение, что дошел до «Больше некуда», забрал мою машину и припарковал у дома; еще он известил, что вернется к полднику. Мне предстояло провести одной семь часов. Вот только я не была одна, потому что Стивен неизменно присутствовал в моих мыслях. Может, он все же жив и лежит в своем коттедже, истекая кровью? Или умер спустя несколько минут после того, как я выдернула нож из раны? Я должна знать правду.
Я села в машину, доехала до деревни и медленно приблизилась к дому. Заперев двери авто, попыталась унять дрожь в руках. Нигде не было видно полиции, дом не обнесли лентой. Входная дверь, которую я оставила открытой и подпертой стулом, была закрыта, свет в спальне наверху не горел – значит, после моего бегства что-то произошло. Неожиданно дверь открылась, и на крыльцо вышел мужчина, намного старше Стивена. Я смотрела, как он взял садовый секатор и начал подстригать изгородь. Если бы тело Стивена лежало в доме, его уже нашли бы. Нет сомнений, Стивен жив.
Но это ведь означает еще больше проблем. Где он?
В последующие недели я постоянно была на взводе. Каждые два часа осторожно выглядывала в окно спальни из-за штор, сначала окидывая взглядом каждую припаркованную машину, потом – кусты и соседские окна, высматривая какого-нибудь человека или хотя бы его тень. Держала окна зашторенными и каждое утро и вечер проверяла, заперты ли они. Радио не включала; даже слабый скрип половиц под лапами кота пугал меня. Когда Тони не было, иногда запирала входную дверь, включала сигнализацию и пряталась в спальне. Из дома выходила только ради визитов к врачу – и то меня возил туда муж.
За утром следовал вечер, за неделей – неделя. Все это время я мучила себя, позволив образу Стивена взять контроль над моей жизнью и ожидая, когда он снова появится передо мной во плоти. Он присутствовал в еде, которой я питалась, в вине, которое я пила, чтобы уснуть, в лице каждого незнакомца, проходящего мимо нашего дома. Это пугало меня больше всего: он знал обо мне так много, а я знала только, как он выглядит.
Свобода, прежде принимаемая мною как должное, была отнята. К тому же мои действия подвергли опасности Генри – ведь Стивен знал, где он живет. Я боялась снова навещать сына и рисковать им. Каждый день звонила в пансионат, и нянечка держала трубку у уха Генри, чтобы тот мог слышать мамин голос; но это было совсем не то же самое, что личная встреча.
Без якоря я пустилась в дрейф и потеряла цель. Как-то утром, принимая ванну, задумалась о том, что было бы, если бы я, а не Шарлотта была с Дэвидом в тот день, когда он шагнул с обрыва? Что он испытывал, утопая в морских волнах?
Я держала голову под водой и пыталась представить, каково не иметь ни крупицы контроля ни над чем: ни над температурой воды, ни над течением, утаскивающим тело все глубже, все дальше от берега, ни над болью от падения с высоты. Вдыхала воду носом и ртом, и это было так болезненно, что я почти сразу же выныривала. Но мне казалось, будто это единственное, что я могла контролировать в своей жизни после того вечера в коттедже. И так будет всегда, если я снова не обрету власть над собой.
«Это не ты. Ты – боец. Нужно собраться».
Я начала думать обо всех, кто страдал без моего руководства. Думала о Тони, о девочках, о Генри, о том, как тяжело им приходится, пока я прячусь от всего мира, – и это значило, что Стивен выиграл.
Я не могла позволить, чтобы это длилось и дальше. Выбралась из ванны, сделала несколько глубоких вдохов и почувствовала на лице теплые лучи солнца, вливающегося в окно. Лоре настало время вернуться.
* * *
Утром того дня, когда вернулась в «Больше некуда», я еще раз внимательно посмотрела на себя в зеркало в прихожей, одернула блузку, поправила волосы так, чтобы упругие пряди красиво обрамляли лицо. Тщательно подобрала одежду для этого дня: изящный брючный костюм, говорящий «боец», а не «жертва».
Несмотря на то что до офиса было полчаса пешком, я поехала на машине, чтобы показать всем – не говоря этого вслух, – что все еще боюсь ходить одна. По прибытии в офис собралась с духом и заглянула в кабинет Джанин.
– Рада снова видеть тебя, – произнесла та, без энтузиазма пожимая мне руку.
– Спасибо, – ответила я.
Коллеги, не занятые звонками, потянулись ко мне. Как бы противно мне ни было принимать их объятия и быстрые поцелуи в щеку, я вытерпела. Заверила всех, что с каждым днем мне становится лучше, что справляюсь как могу.
Мне не позволили сразу же вернуться на линию. Наша работа требует большой эмоциональной отдачи, и мы должны быть в хорошей форме, чтобы относиться к клиентам непредвзято. Но я убедила начальство: то, что не убило меня в ту ночь, сделало меня сильнее. И наконец – так же, как тогда, когда я вернулась после лечения от рака, – мне позволили сидеть вместе с Мэри и слушать ее разговоры, чтобы я заново могла освоиться с обстановкой в «Больше некуда».
Через месяц меня сочли достаточно оправившейся, и я начала с трех смен в неделю. Ко мне вернулась уверенность – если Стивен хотел добраться до меня, я готова. Я вышла из укрытия. И надеялась, что смогу выманить и его. Он приложил столько усилий, чтобы разоблачить меня; теперь моя очередь сделать то же самое с ним.
Я ждала его следующего шага.
Глава 2
Райан
Было странно больше не говорить с Лорой.
Часы, встроенные в стереосистему машины, показывали 7:40 утра; несколько месяцев назад я в это время составлял записи, готовясь к нашему очередному разговору. Три раза в неделю «Стивен» звонил ей и подробно рассказывал о своей жизни, как Лора и просила. Некоторые подробности, приходившие на ум, я записывал в блокнот или в телефон. Но когда говорил об отчаянии и беспомощности, то были скорее мои чувства, чем его. Я больше времени потратил на то, чтобы открыть душу Лоре, чем на беседы с родными и друзьями. Это напоминало стокгольмский синдром – вот только человек, к которому у меня выработалась психологическая привязанность, даже не держал меня в заложниках.
Я был ее проектом, а она – моим; она хотела, чтобы я умер, а я хотел, чтобы она перестала разрушать жизни других людей. И хотя я не позволял себе забыть о том, что она несет в себе зло, начал понимать, что такого нашла в ней моя жена. С Лорой было легко говорить, и мы в некотором смысле давали друг другу цель. У нас установились извращенные, созависимые отношения, основанные на моей лжи и ее безумии. Некоторые люди создают и поддерживают даже семейные узы на более шатких основаниях.
Но теперь между нами не осталось ничего, кроме молчания. Возникло чувство, будто умер еще кто-то, бывший мне опорой в жизни.
Я припарковался у школы на зарезервированном за мной месте, достал с заднего сиденья сумку и стопку папок и направился в здание. Одна папка выскользнула из рук и упала. Наклоняясь, чтобы поднять ее, я ощутил тянущую боль в животе. Я так долго пробыл вне работы, в основном в обществе родных и немногочисленных друзей, и теперь мне нужно было снова привыкать к многолюдному окружению. Но с течением времени было все проще и проще.
