– Можешь позвонить ей? – спросила я, когда мы сели в машину. Пока он набирал номер, я запомнила цифры на экране. Эффи не брала трубку. Тони позвонил на стационарный, но ответа тоже не было.
– Почему она не отвечает? – встревоженно спросила я. – Что с ней случилось?
– Тебе нужно собраться, – твердо заявил Тони. – Ты уже знаешь, какое последнее воспоминание о тебе сохранили дети. Совершенно некстати являться к ним под дверь, вопя что-то, словно безумная.
Хотя я не поняла, о чем он ведет речь, сейчас не время задавать вопросы. Я была занята тем, что старалась сдержаться и не закричать, чтобы Тони ехал быстрее, когда он притормозил на желтый свет. Муж совершенно не понимал, что надо спешить, и соблюдал все ограничения скорости, пока мы ехали на другой конец города – противоположный от дома, где мы когда-то жили все вместе.
В конце концов мы добрались до недавно построенного района. Тони остановил машину на подъездной дорожке у новенького дома, который я никогда не видела прежде: с большими окнами, задернутыми занавесками, с дизайнерским садом. На втором этаже в двух окнах горел свет. Я собралась с духом, пока Тони отпирал дверь.
– Эффи? – крикнул он, и я проследовала за ним наверх. – Эффи! – снова позвал он.
Распахнул дверь спальни. Занавески задернуты, хотя лишь ранний вечер. В полумраке мы оба замерли в дверях и уставились на дочь – ее глаза были крепко закрыты, тело неподвижно, руки безвольно свисали с кровати, почти касаясь пальцами пола.
Я бросилась к ней, откинула одеяло, схватила ее за плечи и встряхнула. Эффи резко открыла глаза и вскрикнула, только потом узнав меня.
– Мама! Какого хрена? – начала она, сдирая с головы наушники и садясь прямо. Я прижала ладонь ко рту. Тони так и стоял в дверях. – Что ты здесь делаешь? – спросила Эффи, сбитая с толку моим неожиданным появлением.
– Мы так волновались за тебя, – ответила я. Глаза у нее были красные – намного краснее, чем если б она до этого просто спала.
– В чем дело? – раздался позади нас детский голос. Я повернулась и увидела Элис, все еще одетую в школьную форму, с сумкой на плече. На ее лице появилась широкая улыбка.
В моей голове снова пронеслись воспоминания, на сей раз о том, как я вела маленькую Элис в школу, держа за руку, и о том, как совсем недавно я добиралась до школы одна. Помнила, как стояла в воротах, чтобы хотя бы мимолетно, издали увидеть Элис; она играла с друзьями, и я надеялась, что дочь меня заметит. Надеялась, что не забудет, как я выгляжу, как звучит мой голос. Я сама уже не могла вспомнить ни лицо, ни голос своей матери.
– Мамочка, ты вернулась? – взвизгнула Элис. Она подбежала ко мне и крепко обняла меня за талию. Обнимая ее в ответ, я почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы радости. – Пойдем, покажу тебе свою комнату, – предложила Элис и протянула руку.
Прежде чем принять ее, я посмотрела на Тони. Он неохотно кивнул, и я вслед за дочерью вышла в коридор. Ее рука была маленькой и мягкой, и я поняла, как мало ценила это ощущение в прошлом, когда так часто отказывалась принять эту руку.
Мы прошли всего несколько шагов, когда мое внимание привлекла еще одна открытая дверь. Куртка, которую я купила Тони на его последний день рождения, проведенный вместе, лежала поперек его кровати рядом с уродливой оранжевой подушкой. Но, подойдя ближе, я поняла, что это не подушка, а сумка.
Оранжевая сумка.
Оранжевая сумка Джанин.
Оранжевая сумка Джанин с китайским драконом лежала на кровати моего мужа.
Глава 8
Райан
Я сжал кулаки. Из щели под дверью моей квартиры пробивался неяркий свет.
Ставя несколькими минутами раньше машину на парковку, я все еще был на взводе от того, что снова встретился с Лорой лицом к лицу. Но было ощущение, что ждущий за порогом квартиры разом вернет меня с неба на землю. Я поколебался, потом медленно повернул ручку. Дверь была не заперта. Я ни с кем не дрался со времен учебы в школе и сомневался, что мой удар может причинить особый вред тому, кто затаился внутри.
Я бесшумно прокрался в прихожую и схватил со столика тяжелый стеклянный шар. Сместился к гостиной, откуда доносился шелест и звук выдвигаемых ящиков. Подобрался ближе, пока не смог ясно разглядеть того, с кем предстояло столкнуться.
– Господи! – воскликнул я.
Джонни обернулся; он был изумлен не меньше, чем я.
– Напугал меня до икоты, – сказал я. – Что ты здесь делаешь? Как попал в квартиру?
– У меня все еще есть ключ, – невозмутимо ответил он.
Только тогда я заметил, что дверцы серванта распахнуты, как и ящики бюро, где я держал счета и другие бумаги. На бюро валялись фотографии семейства Лоры, которые я наклеивал на стены в коттедже, и веревка, которую я завязал изящной петлей.
Несколько дней спустя после моего первого столкновения с Лорой, когда моя рана еще ныла, я вернулся туда, чтобы убрать следы произошедшего в тот вечер и смыть с пола свою кровь. Выбросил все в мусорное ведро. И только теперь, четыре месяца спустя, вспомнил, что не вынес его в контейнер, а оставил в саду на задворках, где оно так и стояло.
– Роешься в моих вещах? – спросил я.
Джонни проигнорировал мой вопрос.
– Возле чьего дома ты сидел в машине несколько часов вечером в среду?
– Что, теперь ты следишь за мной?
– Это к делу не относится. Меня интересует, что ты делал возле того дома.
Моей первой реакцией был стыд от того, что меня поймали. Время от времени я медленно проезжал мимо дома Лоры, иногда останавливаясь у обочины дороги и гадая, что она делает там, в доме. Иногда задерживался на пять минут, иногда, сам того не замечая, торчал несколько часов. Все равно больше некуда было деваться.
Второй моей реакцией была ярость.
– Что-то разнюхиваешь у меня дома? – спросил я, повысив голос.
– Да, разнюхиваю. Кто эта женщина и почему у тебя буквально сотни ее фотографий? И для чего тебе понадобилась веревка? В ту ночь, когда ранил себя ножом, ты собирался покончить с собой, да? Зачем эта петля? Запасной план на случай, если с ножом ничего не получится?
Моя ярость перехлестнула через край.
– Убирайся, Джонни, или мы с тобой поссоримся!
– Не раньше чем скажешь правду.
– Джонни, я сказал – убирайся!
– А я сказал – нет. Не уйду, пока не скажешь, зачем затеял все это.
Его упрямство еще сильнее разозлило меня. Я попытался схватить его за плечо, но он быстро отпрянул и с силой толкнул меня в грудь. Его быстрота застала меня врасплох, я потерял равновесие и рухнул поперек кресла, отчего шрам на животе пронзила боль. Вскочил на ноги и бросился на него во второй раз – но Джонни оказался крепче, чем мне помнилось. Он ухватил меня за воротник и оттеснил назад, прижав спиной к стене. Его лицо было в дюймах от моего, предплечье упиралось мне под подбородок.
