— Мы уходим отсюда, — объявила я, беря дракончика в руки и внимательно осматривая на предмет повреждений. — Подыщем тебе другу школу.
— Человек… Человек…
— Что? — спросила я, с облегчением отмечая что эта мразь не оставила даже царапинки. И устроила ребенка у себя на руках.
— Ты очень сильная, человек, — сказал дракон, обвиваясь хвостом вокруг моей руки. — Я думал, что я сильнее тебя. Но когда этот человек поднял кнут я почему-то не смогу пошевелиться. Я понимал, что сильнее его, что могу плюнуть огнем, но тело почему-то не двигалось. Почему я не смог пошевелиться, человек? Почему? Я бракованный дракон, да?
— Просто ты испугался, — вздохнула я, поглаживая дракончика. — И из-за страха не смог двигаться.
— Тогда я и впрямь бракованный дракон, — горько сказал этот ребёнок. — Я трусливый. Трусливых драконов не бывает. Но я дракон и я труслив, получается, что я бракованный.
— Все чего-то боятся. И я, и ты, и все существа, живущие в этом мире. Но это не значит, что мы все трусы, понимаешь?
— Но дракон, который боится человека с кнутом, это трусливый дракон! Потому что бессмысленно бояться того, кто слабее тебя.
Я слушала внимательно и не перебивала. Я смогла сформулировать правильный ответ только тогда, когда мы вышли за стены этой отвратной школы.
— Ты обычный сильный дракон, — ответила я. — Умный и красивый. Но ты пережил то, что маленьким драконом нельзя переживать. Многие на твоём месте сошли бы с ума или озлобились, потеряв все драконье достоинство. Но ты другой. Ты это пережил. И ты молодец. Однако такие вещи не проходят бесследно — они остаются очень-очень глубоко внутри тебя. Твой страх, твоя боязнь сидит глубоко-глубоко. Ты не можешь ей пока управлять, поэтому тебя нельзя называть трусливым. Скоро, совсем скоро ты приедешь в себя и больше никогда и никого не будешь боятся.
— Люди лгут. Но то, что ты сказала, человек, похоже на правду, — сказал ребенок, а я с облегчением поняла, что он приходит в себя. — Человек, а тебя не раздражают мои вопросы? Тот человек сказал, что меня надо наказать за то, что я задаю много лишних вопросов. Поэтому он достал кнут и начал кричать…
Подавив в себе желание вернуться обратно к тому дрессировщику и добавить пару ударов, несмотря на боль в запястье, я ответила:
— Тот человек тебе соврал. Никто не наказывает детей за то, что они задают вопросы. Хотя иногда от этих вопросов можно устать, — честно ответила я, но тут же добавила: — Но не потому, что в вопросах есть что-то плохое, а потому что у взрослых небольшая выносливость и им трудно постоянно отвечать. Мы слишком быстро устаём.
— И ты, человек?
— И я.
— Я понял тебя, человек. Я постараюсь беречь тебя и не задавать много вопросов! — торжественно возвестил дракончик, потом добавил: — А сегодня можно ещё немного вопросов? Пожалуйста.
— Конечно, можно, — ответила я. Разве можно отказать такому вежливому и быстро обучающемуся ребенку?
— Теперь мне нужно сказать «спасибо»?
— Да, верно.
— Человек, мы идём на рынок за булочкой?
— Да.
— А мы можем попробовать не одну, а две булочки?
— Конечно, можем, — вздохнула я, думая о том, что после сегодняшнего дракончику стоит точно съесть побольше сладкого.
— Человек, а что ты открываешь мужчинам, которые бью детей, за ненадобностью?
— М-м-м, голову, — сориентировалась я, громко вздыхая. Не говорить же ребенку правду? Но мой вздох восприняли иначе:
— Я вижу, что ты устала, человек. У меня последний вопрос. Пожалуйста.
— Хорошо.
— Кто такой ******?
— М-м-м, — протянула я, мысленно давая себе подзатыльник за то, что не следила за речью при ребенке. — Это нехороший человек, который бьёт детей.
— И врёт?
— И врёт, — подтвердила я, а потом заключила: — В общем, настоящий мудак.
— А ***** и мудак — это одно и то же, получается? Зачем называть одну и ту же вещь одинаковым названием? — спросил дракон, а я порадовалась, что руки заняты и нет возможности стукнуть себя по лбу.
Быстрее бы дойти до рынка и занять ребенка булочкой. А лучше десятью, иначе, чувствую, наговорю и наобъясняю.
— М-м-м, близкие слова, но их не стоит так легко говорить. Особенно первое.
— Почему?
Вот сейчас как никогда я понимала тех родителей, которые говорили детям, что вырастешь — поймёшь. Но что-то мне подсказывало, что дракончик такими ответами не удовлетворится.
— Это ругательные слова и говорить их считается некрасивым.
— Тогда, человек, почему ты так сказала?
— Исключительный случай, — отрезала я, мысленно радуясь тому, что уже вижу ворота рынка.
— А я могу говорить ***** в исключительном случае?
— В исключительном случае такое могут говорить только взрослые, — вздохнула я, заходя на рынок. — И то, лучше говорить мудак. Пошли выбирать тебе булочки.
— Две? — дракончик на моих рука зашевелился и ещё крепче сжал хвостом руку.
— Хоть десять, лишь бы ты все съел.
— Я съем, человек! Я обязательно все съем, что ты мне купишь! Даже если лопну! — возвестил дракон, мигом перебравшись с моих рук на плечо.
Тяжеленький! И то, я практически уверена, что дракончики в его возрасте должны весить больше, ведь он явно недоедал. Надо купить не десять булочек, а больше. В запас. Не потому, что я такая заботливая и волнуюсь. А просто. Просто пусть будут.
Вопросы закончились, потому что дракончик увлекся тем, что стал рассматривать все происходящее на рынке. Он вертелся, оттаптывал мне плечо, а я шла медленном темпе и искала лавку с выпечкой. О, даже сразу три рядом нашла. Думаю, там ребенок точно сможет выбрать себе все, что захочет. Я подошла к мужчине, который мне внушал больше всего доверия: весёлый, чуть полноватый, он накладывал хлеб не голыми руками, а специальной лопаткой, а сам был в подобие фартука. Да и от его прилавка исходил такой аромат, что дракончик на плече только слюнки не пускал.
— Что желает госпожа? — вежливо поинтересовался торговец
