О его ногу тут же потерся Вайт и просительно заскулил. Хэй молча подхватил его на руки и погладил по голове. Краем глаза я видела, что Арч путешествует в руках Элис. После разговора с котенком я пыталась не упускать из виду, что он такой же ребенок, как и остальные мои подопечные.
— Сейчас снова в груди потяжелело и заболело, когда мы Трисси хоронили. Очень больно и неприятно, — грустно пояснил дракончик. — И даже смотреть на противную Сивиль тяжело. Она мне не нравится, но почему-то мне ее очень жаль. А от этого еще хуже.
— И? — Хэй намекнул на продолжение.
— Если обнять и погладить, то становится легче. Гладь, мой человек, гладь меня. Мы уже так делали, когда Трисси умерла, — грустно заключил дракончик. — Это такое хорошее средство — объятия моего главного человека. И оно помогает тем, кому плохо и больно. Поэтому, мой человек Хэй, если кому-то важному для тебя грустно и больно, то обязательно обними его и погладь. И ему станет легче.
В целом, верно. Вот только в первый раз речь шла только про объятия. А вот по поводу того, чтобы гладить, кажется, просветил Арч.
— Вот как, — глубокомысленно заключил Хэй, а потом спросил у Вайта: — Тебе грустно?
— Уже не так, — сказал Вайт. — Твои руки хорошие. Добрые. Они напоминают язык дедушки. Он всегда мне вылизывал макушку. Аккуратно и медленно.
Мы невольно хихикнули: я и Элис. И уже не такой тяжелой атмосфере добрались до дома. Дракончик перед входом слетел с моих рук.
Как только я вошла в холл, то ощутила, как все силы — физические и моральные — спешно покидают меня. Словно я выдохлась до такой степени, что остались лишь силы дышать.
Боже, неужели этот безумный и ужасный день закончится? Хотя какой день? Я не спала более полутора суток: тяжелых и трагичных, наполненных чужим горем, слезами, отчаянием и душевной болью. Даже мое стабильно эмоциональное состояние пошатнулось. Сейчас я хотела закрыть глаза, заснуть и обо всем забыть. Хотя бы на время. Не будь тут дети, Элис и Хэй, который смотрел на меня встревоженно, едва ли не испуганно, я бы улеглась прямо на полу и попросила меня ни за что не будить.
Усилием воли я заставила себя взбодриться и вести естественно и легко. Чуть улыбнувшись, я сказала:
— Я спать, не разгромите тут дом.
— Мой человек! — возмутился дракончик. — Ты сейчас шутишь? Я две недели назад пробовал разбить стену. Но она огнеупорная и не поддается физическому воздействию!
— Так вот кто привел в негодность три амулета укрепления, — пробормотала я. — В общем, больше так не делайте. Я к себе в комнату, не беспокойте меня часов двенадцать, если тут не случится что-то чрезмерно важное.
— Разрушенная стена к этому относится или нет? — уточнил дракончик.
— Нет, — ответила я, опустив воспитательную часть. Я обязательно объясню кому-то резвому, почему не стоит громить свой собственный дом. Но потом.
— Я с тобой, нужно обсудить один вопрос, — сказал Хэй, когда я начала подниматься по лестнице. — Это быстро.
Ну, если быстро, то можно. Правда, когда я зашла в спальню Хэй почему-то не стал обсуждать вопросы, а подошел, развернул меня к себе и обнял. Не развязно, нет. Пожалуй, даже как-то по-родственному.
— Хэй? И что ты делаешь, позволь узнать? — спросила я, даже не пытаясь вырваться.
— Обнимаю, наверное?
— Что за ответ такой? — возмутилась я. — Делаешь ты, а спрашиваешь меня о том, что делаешь? Не мог бы ты найти другое время для флирта?
— Это не флирт, — серьезно ответил Хэй. — Я похож на человека, который будет таким заниматься, когда ты уставшая и расстроенная?
— Не слишком, — честно ответила я. — Но, признаюсь, я понятия не имею, что за мысли у тебя в голове.
— Рассказать?
— Расскажи, — согласилась я, почувствовав, что Хэй прижал меня к себе еще крепче.
— Следую совету дракончика. Видишь ли, когда человеку тяжело, плохо на душе, то его надо обнять, чтобы у него так не болело. Дракончик мне еще и погладить советовал, но я, пожалуй, воздержусь, — со смешком сказал Хэй. — Иначе, боюсь, мне все «гладилки» подпалят или повыдирают.
— Пф-ф-ф, — не выдержала я. — Насчет последнего ты очень даже прав, а вот по поводу первых слов…Я похожа на человека, которому нужно утешение и возможность выплакаться? Пока мне нужно только выспаться. Плакать дозволено детишкам и кому-то вроде Элис…
— Конечно-конечно, стойкая железная Лиссандра не плачет и не расстраивается, зачем ей такие тривиальные вещи, как утешение? — перебил меня Хэй, двигаясь вперед и заставляя меня шагать синхронно: из объятий меня так и не выпустили.
После чего Хэй резко опустился вниз, утягивая меня за собой. Мы благополучно уселись на мою кровать, а Хэй так и не разжал объятия. Не могу сказать, что эти объятия мне были неприятны. В общем, если бы не моя симпатия к Хэю, то я давно бы не сдерживалась и огрела его какой-нибудь магией посильнее. Но его поведение я никак не могла понять. К чему он ведет? Зачем мне это говорит? Он не приставал, не пытался воспользоваться моих раздраенным состоянием. Такие вещи я легко распознавала, буквально за несколько секунд.
— Лисса, прекрасная сильная Лиссандра, на которую всегда можно положиться. Которая обнимет и утешит даже поразительно могущественных монстров, даже невероятно сильных людей. Ты очень сильна духовна. Я восхищен, правда, восхищен, пожалуй, впервые за несколько десятилетий, если не больше. Но ты отнюдь не всесильна. Никто не всесилен: ни могущественные маги, ни драконы, ни даже боги. Если будешь так к себе относиться, то рано или поздно, когда тебе не хватит сил… — Хэй неожиданно оборвал свою речь, тяжело и прерывисто вздыхая. — Поэтому, Лисса, чтобы не случилось ничего плохого, тебе нужен человек, который тоже обнимет тебя, утешит. Тот человек, в чьих объятиях ты сможешь поплакать, когда тебе невыносимо тяжело. Знаешь, я был бы счастлив, если бы таким человеком для тебя стал я.
Пожалуй, даже если бы мне признались в любви, я не была бы так тронута, как сейчас. Эти слова Хэя… Уважение, беспокойство и мольба, чтобы его искреннюю заботу не отвергали. Как я могла это проигнорировать? Как я могла не обратить внимания на слова, в которых была не просто доля правды, они все были истинными? Я устала, очень устала. Если бы не годами выработанная привычка, терпеть все, сцепив зубы, не позволять ни одной слезинке пролиться, то я бы уже давно рыдала. Вместо этого я привычно копила все в себе, говоря, что все случившееся — смерть Трисси, судьба монстров, плач детишек и трагическая судьба упрямой Сивиль — обыденные вещи, над которыми я не могу грустить, которые я могу лишь пережить. Я считала, что не могу никому показать это. Но, наверное, если это увидит Хэй, то ничего страшного?
Он и так все понял, а в его объятиях и впрямь было удобно, тепло и спокойно: в них мою печаль, мои слезы и впрямь никто не увидел бы.
Глава 37
На следующее утро я встала бодрой и полной сил. Последнее, что я помнила, — теплые объятия Хэя. Что же, буду искренне надеяться, что я оказалась в одежде для сна и под одеялом исключительно благодаря привычке переодеваться перед сном, а не доброте и излишней предусмотрительности Хэя.
