— Вот как, — сказал он скрипучим голосом. — Так значит, вы пришли.
Его пальцы, толстые как сардельки, мирно покоились на коленях, укрытых пледом. Не успел Фредрик спросить, что старик имел в виду, как дверь на веранду отворилась, и к ним вышла сухощавая женщина. Ее седые волосы были так туго затянуты в пучок, что Фредрик не смог понять выражение ее лица.
— У нас гости, Брюньяр? — громко спросила она, положив руку на плечо старику.
Фредрик сдержанно улыбнулся:
— Я полагаю, Брюньяр и Сигне Кварвинген — это вы?
Старик не сдвинулся с места, когда Фредрик протянул ему руку. Вместо него жена подала ему свою узкую костлявую ручонку — холодную, с блестящей, как глянцевая бумага, кожей.
— Меня зовут Фредрик Бейер. Я из полиции. Это моя коллега Кафа Икбаль.
Старуха перевела взгляд с Фредрика на Кафу.
— Мы уже общались с полицией. С молодой женщиной. Белой. Мы рассказали ей все что знаем.
Сигне сложила руки поверх толстой шерстяной юбки.
— Это для нас очень ценно. Но у нас есть еще несколько вопросов о Сульру. Общине, которая здесь находится.
Женщина покачала головой и, тяжело вздохнув, открыла перед ними дверь. В гостиной стоял старый кожаный диван. На стенах висели картины — написанные маслом в пастельных тонах лесные пейзажи: озеро в предрассветных сумерках, хижина у подножья горы с водопадом.
— Мой муж рисовал, пока здоровье не ухудшилось, — сказала женщина, повернув к ним голову. Она шла впереди медленной, но твердой походкой. В узком коридоре, соединявшем гостиную с кухней, лежал шерстяной половик. «Пойди к муравью, ленивец, посмотри на действия его и будь мудрым»
[21]. Сигне жестом пригласила их сесть за кухонный стол и взяла из кофеварки пустую колбу. Колба наполнялась, и Фредрик заметил, что у женщины дрожит рука. Сигне извинилась пред гостями.
— Брюньяр, — тихо проворчала она.
Четыре маленьких баночки с кислицей стояли посреди стола с жаропрочной поверхностью. Стены были покрыты белой мешковиной. На одной из них, над кухонным столом, висел календарь из благотворительной организации с фотографиями африканских детей: «Лагерь беженцев в Заире». Возле раковины стояла гора немытой несколько дней посуды. Пахло вареной капустой. Фру
[22] Кварвинген невыносимо медленно катила инвалидную коляску супруга. Половик сильно замедлял ее движение. Она подвезла мужа к столу, и кофеварка зашипела.
— Брюньяр не очень хорошо слышит, — садясь, пояснила она.
Фредрик повысил голос.
— Как я уже сказал, мы расследуем дело о трагических событиях в Сульру. Я бы хотел расспросить вас о жителях общины.
Сигне наполнила чашки и вопросительно посмотрела на Кафу. Та улыбкой подтвердила, что ни Аллах, ни кто-то другой не будут против, если она позволит себе чашечку кофе. Пожилая женщина положила кусочек сахара в черную как смоль жидкость, поставила ее на фарфоровый поднос и опустила его Брюньяру на колени.
— Какая трагедия! И все эти исчезнувшие. Дети… — медленно произнесла она.
— Они хорошие люди, — сказал Брюньяр. — В основном держались сами по себе, но иногда заглядывали к нам с визитом. Бывает, приносили кусочек пирога. Или булочки.
Голос Сигне стал резче:
— Я искренне надеюсь, что с ними все хорошо. Убийца все еще на свободе? — спросила Сигне.
Фредрик ответил слабым кивком головы.
— Да, к сожалению. Убийца или убийцы. Мы не знаем, кто напал на хутор. Полиция задействовала большие ресурсы, чтобы раскрыть дело. Но это займет время.
Сигне тяжело вздохнула.
Фредрик перевел взгляд с Брюньяра на Сигне Кварвинген. Щелчок обогревателя под столом сообщил, что тот выключился. Или, наоборот, включился? Как и в домах других стариков, у которых Фредрик бывал за свою жизнь, температура в этом доме критически приближалась к температуре тела. Способность фру Кварвинген ходить в застегнутом на все пуговицы вязаном жакете на секунду показалась ему самой большой тайной, с которой они столкнулись. Но эту тайну, вероятно, можно было постичь. О его же тайне — охоте за исчезнувшей сектой — супруги знали мало. Они не представляли, где может находиться община, они никогда не разделяли их религиозных взглядов, ничто их не связывало, кроме случайных редких встреч в окрестностях.
— Вам не показалось, что они были с кем-то в конфликте?
Сигне мягко улыбнулась им, положив в кофе еще один кусочек сахара.
— По радио говорили, что община такая радикальная, — задумчиво проговорила она и вздохнула. — Но это не так. Это заботливая, добрая молодежь. И дети. Так ужасно, что пропали дети.
— Они не были столь радикальны?
Фредрик нагнулся вперед.
— О, нет, — ответил Брюньяр. — Они хорошие люди.
Сигне проводила полицейских к выходу. Старик остался сидеть на кухне. В коридоре Фредрик увидел что-то, что заставило его остановиться. На стене висела фотография. Аэрофотоснимок дома супругов.
— Знаешь, — сказал он, повернувшись к Кафе. — Глаза видят только то, что хотят увидеть.
Она непонимающе покачала головой.
Он показал на фотографию. Не на дом Кварвингенов, а на хутор с маленьким амбаром и домом, находившимся чуть ниже в долине. Это был хутор Сульру. В саду возвышался подъемный кран. Вокруг стояли экскаваторы.
— Этот снимок висит и в Сульру. Я видел его там, в первую ночь, только не понял, что это означает.
Он повернулся к Сигне.
— Когда была сделана эта фотография?
Пожилая женщина, прищурившись, наклонилась вперед.
— Ну… должно быть, во время перестройки здания? Лет восемь — десять назад, вроде того.
Фредрик подмигнул Кафе и щелкнул пальцем по стеклу подъемного крана, на стреле которого висел длинный белый баннер. «Акционерное общество «Монтажная компания Осло».
— Это они строили подвал, — констатировал он с довольным видом.
Глава 23
Полицейские, охранявшие Сульру, выдали Фредрику и Кафе ключи. Они прошли в амбар, в лабораторию, а затем комната за комнатой обошли дом. Кафа долго неподвижно стояла у окна в спальне Бьёрна Альфсена — младшего, всматриваясь сквозь серую изморось вдаль: там, на другом конце долины, виднелся крестьянский хутор. Окно было приоткрыто, и в комнату проникал обжигающе холодный воздух.
— Я ценю, что ты тратишь на меня столько времени, — сказала Кафа, когда они стояли на лужайке и Фредрик описывал ей картину кровавой расправы.
