Тройка наших охотников сейчас была весьма довольна собой – собранные ими части принадлежали одному механоиду, и этот факт, вкупе со сделанной Дабблом видеозаписью – эдаким «паспортом» уничтоженной машины, обещал им весьма щедрую оплату, которая, как они все надеялись, позволит им пару-тройку недель провести в относительном комфорте и покое.
– Привал! – Трусивший первым Даббл, рухнул на колени, обежав толстый ствол дерева, выбранного им в качестве ориентира.
– Из Зоны мы минут пять как вышли, – скинув на землю скрежетнувший мешок, он привалился к стволу, вытягивая ноги и вытирая пот со лба: – Минут десять, а? Шериф? Дух переведём и до дома. Тут немного осталось, – подняв руку, он махнул ей в сторону: – Минут двадцать шагом.
– Голосую… – Мешок Адвоката плюхнулся на землю рядом со своим собратом, издав схожий звук: – За привал. Сил нет, босс.
– Отдыхайте, – замыкавший их короткую колонну Шериф не спешил опускаться на землю: – Десять минут, – он демонстративно покосился на часы: – И дальше. Отдыхайте, я пока ва… – Осёкшись на середине слова, он вскинул винтовку к плечу и приник к оптике, высматривая нечто, привлёкшее его внимание.
– Расслабься, босс, – Приподняв сначала одну, а затем и другую ногу, Даббл потряс ими в воздухе расслабляя мышцы: – За границу они не полезут, да и не дотащим мы больше. Отдохни лучше.
– Это не механоиды, – не отрываясь от прицела, Шериф продолжал медленно поводить стволом из стороны в сторону.
– А что? – Потянувшийся Даббл бросил заинтересованный взгляд из-за ствола: – В смысле кто? Выжившие? Так в этой дыре…
– Тшшш… – Оторвавшись от прицела Шериф прищурился, разглядывая пустое пространство метрах в тридцати от них: – Я только что видел, – отпустив оружие, ствол повис на ремне, перекинутом через плечо, он принялся протирать глаза кулаками: – Вон там, – проморгавшись, он указал рукой на пустое место: – Там что-то было. Движение.
– Движение? – Подошедший к нему Адвокат приложил ладонь козырьком ко лбу, присматриваясь: – Человек?
– Не знаю, – не сводивший глаз с куста травы, вокруг которого весело роились бабочки, пожал плечами в ответ Шериф: – Будто воздух сгустился, стал… стал… Ну, как человек, только прозрачный, как из стекла и раз – тут же пропал. Как этот… Ну ты фильм с Шварценеггером помнишь? Где они по джунглям прозрачного ловили?
– Хищник? – Адвокат, как не напрягал он зрение, видел только пучок сочной травы, пожалуй, совсем немного более сочной, по сравнению с другими травами лужайки, да капустниц, резвившихся над ним: – Нет там ничего. Трава, бабочки. Цветочки какие-то.
– Бабочки… Цветочки, – Мешок Даббла звякнул, когда он закинул его себе на плечо: – Хищник. Угу, толпа целая. Пошли, хватит страх нагонять. Нам добычу ещё до дома тащить. Нет там ничего. Пошли.
– Нет там ничего, – тряхнув головой повторил Адвокат и попятился, подхватывая с земли свою ношу, прежде чем двинуться следом за Дабблом.
– Ничего там нет… – Прищурившись и приложив ладонь ко лбу, Шериф несколько раз обежал взглядом пустое пространство, где всего пару минут назад промелькнуло что-то прозрачное, смутно и отдалённо, на уровне ощущений, напоминавшее фигуру пригнувшегося человека: – Нет, показалось, – подвёл он черту под своими тревогами и, перехватив винтовку, попятился следом, время от времени бросая короткие взгляды на лужайку, над травами и редкими цветами которой беззаботно порхало несколько бабочек.
Если бы Шериф был энтомологом, то он бы обязательно заинтересовался таким скоплением одинаковых бабочек, танцевавших вокруг самого обычного, с точки зрения нормальных насекомых, пучка травы. Ну, разве что бывшего самую малость сочней своих соседей. А располагай он достаточным временем, то и танец, вернее сказать, сложные фигуры, вычерчиваемые белокрылыми плясуньями над чашечками цветков, вызвали бы у него неподдельный интерес идеальными повторами, подходившими больше механизмам, но никак не живым существам.
Но Шериф не был как ни спецом по насекомым, так и не располагал достаточным временем для подобных наблюдений. Ещё раз покосившись на плясуний, он сплюнул в траву и, перехватив винтовку по удобнее, потрусил вслед за товарищами, оставляя бабочек самим себе.
Те же, не обратив ни малейшего внимания на его отход, продолжали вычерчивать в теплом воздухе сложные па своего танца и только когда фигура человека скрылась из виду, разом пропали, словно растворяясь в солнечных лучах.
Ещё несколько минут ожидания и над травой, споря своей призрачностью с дрожащим маревом горячего воздуха, поднялась похожая на человека фигура.
Поднялась – и настороженно замерла, едва-едва поводя головой из стороны в сторону.
– Ушли? – Тихий голос, раздавшейся от земли в паре шагов от первой фигуры был едва слышен, но тот, кому он адресован, хорошо его расслышал и, кивнув вместо ответа, поднял к голове прозрачную руку.
Тихий шелест – будь кто рядом, то непременно принялся бы крутить головой в поисках листвы, игравшей с ветром, и призрачная, прозрачная дымка потемнела, сгустилась, рождая посреди размытой, стеклянной головы узкую щель в темноте которой блеснули крупные миндалевидные глаза, окружённые бледной, почти белой, кожей.
– Встаньте, мой скорбящий друг, – глаза повернулись в сторону второго прозрачного существа: – Хватит вам шаги Ушедших слушать. Вставайте, а то, не дай Лежащий-в-пыли узнает, так возревнует же.
– Вечно вам шуточки шутить, недостойный Сантаэль, – вторая фигура поднялась на ноги и спустя несколько секунд, сопровождаемые таким же шелестом, что и у первого, в воздухе проявилась ещё одна пара глаз.
– Увы мне, – призрачная рука метнулась к глазам, словно желая стереть выступившие слезы: – Моя душа пребывает в трауре с момента как я осознал, что Они покинули нас. И шутки мои полны не обиды, а скорби, переполняющей меня с того момента как глаз моих коснулся свет.
– Моя скорбь со мной с первого вздоха, – парировал второй популярной у их расы пословицей и оба разведчика Слуг негромко и мелодично рассмеялись, снимая напряжение.
– Но всё же, друг мой, – сорвав травинку, сунул её себе в рот Сантаэль: – Эти туземцы нас чуть не раскрыли. Надо будет об этом упомянуть в рапорте.
– Ну и раскрыли бы, что с того, – сел на землю второй и в его призрачных руках оказалось нечто вытянутое и такое же трудноразличимое: – Я бы снял их. А так, – последовал грустный вздох: – Мы и их отпустили, и добычи не получили. Как возвращается будем, об этом вы подумали?
– Моя печаль не меньше вашей, мой вечно опечаленный друг, – сел рядом с ним первый: – Но позвольте мне разделить вашу ношу напоминанием, что мы здесь не более чем глаза. Глаза, да, мы здесь – скорбные глаза Слуг, страдающих от одиночества. Не об этом ли говорил достойнейший Тиннуллис, инструктируя нас перед выходом? А его скорбь куда как больше нашей.
– Это так, – не стал спорить второй: – Но согласитесь – с трофеями, добытыми нами в первом же выходе, скорбел бы он куда как сильнее.
