Секунда, другая, но водная гладь оставалась недвижной, словно поглотив незадачливого ныряльщика.
– Вот так они и работают, – сорвав травинку, сунула стебелёк в рот Дося: – Цап-царап и готово.
– Скорее уж буль-буль, – покачал головой Маслов: – Раз! И даже кругов по воде нет.
– Круги, как раз есть, – появившийся из воды капитан, приподнял безжизненно обвисшее тело купальщика: – Принимайте. Дося, Чум – на вас язык. Оттащить от реки, обездвижить и привести в чувство. Орать не давать.
– Есть, командир, – коротко кивнув, Чум подхватил пленного на руки.
– Игорь – на тебе царь. Будет рыпаться – бей прямо в тыкву, я разрешаю.
– Меня? Бить? – Начал было возмущаться Клеоптр, но перехватив далеко на ласковый взгляд Маслова только вздохнул, принимая правила поведения.
– Я – за его поясом, – пояснив, Благоволин вновь исчез из виду, не выдав себя ни в одной, ни всплеском.
Когда он вернулся, на небольшой полянке, метрах в ста от реки, всё уже было готово к допросу.
Пленник, чьи руки были заведены за дерево и связаны, молчал, изредка дёргая мокрой головой.
– Комары? – Отбросив в сторону набранный из широких сегментов белый пояс, капитан натянул прямо на мокрое тело трусы
– Это он от воды, – вытащив из кармана платок, Дося вытерла его голову, не забыв убрать с лица мокрые дорожки: – Так лучше? – Она заботливо наклонилась над мужчиной, но тот только дёрнул головой, отворачиваясь от неё.
– Гордый, – присев на корточки перед ним, Благоволин потянулся к своему поясу, лежавшему поверх снятой брони. Достав из поясной сумочки небольшой раскладной нож с белым крестиком на красной рукояти, он раскрыл его и, поглядывая на пленника, принялся неторопливо чистить ногти.
– Это хорошо, что гордый, – осмотрев пальцы и оставшись довольным результатом, капитан подмигнул Маслову: – Гордые, они боль молча терпят. Кричать им она не позволяет. Гордость эта. А зачем нам лишний шум?
– Лишний шум нам не нужен, – закивал Игорь, поняв его игру.
– Именно! – Выщелкнув небольшую пилу, неизвестно для чего добавленную конструкторами к комплекту разнообразных приспособлений, Благоволин направил её кончик на ступню купальщика: – Начну с мизинца. Самый бесполезный из пальцев. И тебе профит – ходить ты сможешь, и нам – боли будет море. – Он демонстративно потрогал зубья пилы: – Тупая… Это хорошо! Чум, Дося – придержите товарища за ноги. Только не испачкайтесь – сейчас тут грязно будет. Игорь – возьми тряпку и, если его гордость не так крепка окажется, рот заткни.
Потянувшись и широко зевнув, капитан поднёс лезвие к обречённому пальцу: – Всю жизнь мечтал врачом стать, – добавил он, глядя прямо в расширившиеся зрачки пациента: – Хирургом.
– Не надо… Пожалуйста, – прошептал тот, взглянув на Маслова, державшего наготове ком грязных тряпок, среди которых особо выделялся чей-то казённый носок: – Я… Не буду кричать! Ой! – вскрикнул человек, когда пила коснулась кожи на его ноге: – Я всё скажу! Не режьте меня!
– Нет, что ты! Как это – не резать?! – Благоволин, чуть отведя лезвие, посмотрел на него совершенно расстроенным взглядом: – Ты потерпи. Про гордость свою вспомни. Ты же – воин! С далёкой планеты! Да и людей, – он качнул головой в сторону остальных: – Нельзя без зрелища оставлять. Я им обещал. А ты вон какой здоровый, – он вновь прикоснулся пилой к мизинцу: – Продержишься долго, не то, что предыдущий. Я тому парню всего-то глаз вынул, – подняв руку с ножом, он выщелкнул с другого конца небольшую вилку: – Один. У него их два было. А он – брык и всё. Ни себе, ни людям. Тьфу! Дохляк истеричный.
– Не надо…глаз, – пленник с ужасом уставился на блестящие кончики страшного предмета: – Я… Что вам надо? Я всё скажу!
– Скажешь? – Вилка качнулась в его сторону, и человек вжался в ствол, быстро-быстро кивая.
– А может помолчишь? Как же – без шоу-то?
– Скажу! Всё скажу!
– Эх! – Сложив обратно все лезвия, Благоволин с сожалением покачал головой: – Ну вот… А я перед друзьями похвастать хотел.
– Да ничего страшного, капитан, – отпустив ногу, уселся по удобнее Чум: – Врать начнёт – так ты и класс и покажешь.
– Точно! – Прищёлкнул пальцами просиявший капитан: – Ты же ложь чуешь, дар у тебя такой!
– Угу. – Кивнув товарищу, Чум повернулся к пленнику: – Ну что, дорогой. Рассказывай. Кто ты, откуда и зачем? И помни, – оскалившись, он придвинул своё лицо к нему, шумно втянув воздух носом: – Я враньё – чую!
Простой ответ "Прилетели", естественно, не удовлетворил слушателей, и Остерусу, такое имя он назвал, пришлось начать с самого начала.
Его рассказ длился около часа. Несколько раз человек прерывался, облизывая пересохшие губы, и то Чум, то Дося, протягивали ему флягу, которую он, каждый раз благодарно кивая, принимал.
История его расы началась примерно три десятка тысячелетий назад, в одном компактном и ничем ни примечательном, звёздном скоплении.
Хавасы, таким было их самоназвание, примерно переводимое как собирающие урожай, жили мирно, неспешно развиваясь под небом полным крупных звёзд. Скопление и вправду было очень компактным. По этой причине не стоит удивляться тому, что стоило только им развиться до первых, примитивных, телескопов, как идея посещения планет у ближайших светил, стала идеей фикс для всей расы.
Религиозные доктрины, территориальные споры и даже личные обиды – всё было отброшено в сторону.
Не сразу, теряя как испытателей, так и учёных, они смогли дотянуться до ближайших звёзд, сначала выведя на орбиту материнской планеты крохотный спутник, а затем и первого человека, вступив в космическую эру. То была первая революция, коренным образом повернувшая судьбу этого народа.
Шаг был велик, но и цена соответствовала.
Стремясь ввысь, развивая науку и совершенствуя технологии, они напрочь позабыли о социуме, так и оставшись на уровне, аналогичном земной античности. Со всеми красотами и негативами, присущими данной формации.
Так, ради примера, можно ответить, что первые колонисты, посланные на планеты у ближайших звёзд, были рабами.
Результат сказался уже через несколько сотен лет. Предоставленные практически сами себе рабы взбунтовались, смели горстку надсмотрщиков, и, шалея от собственной смелости, объявили о независимости, прекратив все контакты с Метрополией.
Не стоит думать, что рабы, поднявшие восстание, были именно такими, какими их нам рисуют школьные учебники – в лохмотьях и цепях, работающие под плёткой надзирателя. К моменту восстания в колониях сложилось вполне техногенное общество – с развитым транспортом, социальными институтами и прочими благами цивилизации. Но, не имея прав на средства производства, обязанные Метрополией отдавать практически всё, ими же и произведённое, ничего не получая взамен, положение этих людей ничем не отличалось от классического рабства, представляемого в учебных классах.
